«Шовинизм повсеместен»
Евгений Сангаджиев о своем сериале «Балет»
18 мая на платформе Wink выходит «Балет», второй после «Happy End» сериал режиссера и актера Евгения Сангаджиева. Бывшая советская прима-балерина Рута Майерс (Алла Сигалова), оставшаяся в США во время гастролей в начале 1980-х и сделавшая карьеру на Западе, спустя 40 лет впервые приезжает в Москву, приняв приглашение нового директора Главного театра страны (Федор Бондарчук в узнаваемой роли карьериста-технократа). Ей предстоит поставить новый спектакль на легендарной сцене, со времен ее отъезда не видевшей, кажется, ничего, кроме «Щелкунчика» и «Лебединого озера». Звездной гостье рада измученная корпоративными турами на дачи к олигархам труппа, но не художественный руководитель, для которого она не просто опасный конкурент, но еще и бывшая любовь. За всем этим наблюдают кураторы и цензоры из силовых ведомств, без которых в театре, как и 40 лет назад, ничего не происходит. С первых же серий «Балет» заявляет о главном конфликте времени: старое не дает жизнь новому, прошлое не отпускает, время движется по кругу. О цикличности, работе с Аллой Сигаловой и Владимиром Варнавой, готовящемся байопике Игоря Талькова и будущем калмыцкого кино Евгений Сангаджиев рассказал Константину Шавловскому.
Что для вас было главным вызовом в «Балете»? Идея и история, насколько понимаю, не ваши, вы — приглашенный режиссер?
Я зацепился за фактуру и историю, в которой можно подумать о времени и о том, что с нами происходит. В «Балете» два времени, 1984-й и условный 2021-й. И мне было интересно рассказать историю для молодой аудитории, которая будет ассоциировать себя, наверное, с восемнадцатилетним героем, поразмышлять, в кого он может превратиться спустя 40 лет. Было интересно подумать, чем же мы обрастаем. Условно говоря, кто я в этой истории. Какой выбор сделаю и кем я стану?
А кто вы в этой истории?
Если я отвечу сейчас, это будет просто неправдой, потому что те конфликты, которые мы исследуем в фильме,— это то, что все время происходит и внутри меня в том числе. Мне не хотелось делать однобоких и однозначных героев, поэтому в «Балете» нет хороших и плохих — там все объемные. Ну и плюс я что-то понимаю в хореографии. До переезда в Москву я учился в элистинском училище искусств имени Петра Чонкушова на отделении хореографии, танцевал в государственном ансамбле песни и танца «Тюльпан», был народником. А потом поступил в университет культуры на балетмейстерский факультет, проучился год и бросил, поступил в ГИТИС.
Кажется, что от классического русского балета народный танец достаточно далеко.
Но образование-то было академическое. Историю балета точно нужно было знать. Но я и не был балетоманом, никогда не мечтал о балетной сцене. Классические балеты, конечно, я все видел — что-то в записи, что-то вживую.
Помните, когда впервые в Большом оказались?
По-моему, это было «Пламя Парижа», я еще учился в ГИТИСе. Не помню, кто тогда танцевал, возможно, Евгения Образцова. Которая в итоге и снялась у нас в «Балете» спустя много лет.
«Балет» снимали в Большом?
Нет. Конечно, не хочется разрушать легенду о съемках в Большом, но у нас и в сериале это не Большой, а условный Главный театр страны, так что и собирали мы его по частям технологически. Фасад у нас Большого, а внутри — и Михайловский театр, и театр Станиславского и Немировича-Данченко, и «Красный Октябрь».
В сериале с первых серий звучит мысль о том, что балет в России — больше, чем балет. Это действительно так?
Мне немного сложно в таких категориях мыслить. Безусловно, русский балет — это международный бренд, как собор Василия Блаженного. Но мы не занимались историей и феноменологией бренда. Мне было интересно говорить не о балете как феномене, а о людях, которые этим живут, и конфликтах, которые их раздирают и которые будут понятны даже тем, кто ничего, кроме «Лебединого озера» по телевизору, не видел.
Насколько долгой и сложной была подготовка? Несмотря на ваше хореографическое образование, кажется, что у балетного закулисья своя специфика, которую нужно знать в мелочах.