Как секта становится фундаментом идеального города
Григорий Ревзин о Джеймсе Силке Бэкингеме и проекте города Виктория
В 1849 году Джеймс Силк Бэкингем, журналист, писатель, философ, путешественник, член парламента, «радикал» (так именовались последователи утилитаризма Иеремии Бентама), опубликовал свой труд «Национальные проблемы и средства их решения, с проектом образцового города» (National Evils and Practical Remedies: With the Plan for a Model Town), который до того был представлен парламенту как план реформ. Проект города Виктория на десять тысяч жителей, который содержит этот труд, был нарисован архитекторами Джеймсом Беллом и Джорджем Чайлдом, но программа — а это 500-страничный текст с анализом социальных проблем, описанием экономики города и дизайном политической системы управления — принадлежит Бэкингему. Он спорил с теми, кто называл Викторию утопией, для него это был продуманный план действий. Но вторая половина XIX века — это время, когда утопия устремляется к своему будущему воплощению, так что реалистичность плана не отменяет его утопических качеств.
На Бэкингема произвел впечатление Роберт Оуэн, его социальные эксперименты на фабрике в Нью-Ланарке. Однако после предложенного Оуэном парламенту в 1817 году плана переселения населения в «Деревни единства и сотрудничества», то есть собственно его утопии, и начатой им широкой дискуссии Бэкингем становится противником Оуэна из-за двух существенных расхождений.
Во-первых, атеизм Оуэна. Бэкингем был верующим человеком, но спорил он с Оуэном не поэтому — как либерал он уважал свободу совести. Он считал отказ от религиозных институтов подрывающим план изнутри. Тут был философский аспект — Оуэн отталкивался от квакерской утопии Джона Беллерса, но убрал ее религиозный фундамент, Бэкингем счел это странным. Что заставит людей жить сотрудничеством, если они не соединены верой? Однако помимо этого вопроса (важного, как мы знаем: последующие практики утопии, отвечая на него, зашли в тупик полицейского насилия) был и чисто практический. В Англии закон предписывал состоятельным гражданам содержать бедных сограждан, приписанных к одному с ними приходу,— это был естественный фундамент утопических поисков, нечто аналогичное русской общине в славянофильской мысли. Бедных на фоне индустриальной революции становилось все больше. Уничтожить религиозные институты означало отказаться от сотрудничества с приходом, то есть в том числе с теми гражданами, которые были экономически заинтересованы в реформах. Бэкингем так не хотел.
Во-вторых, коммунизм Оуэна. Тот требовал отказа от частной собственности, Бэкингем считал это ошибкой. В отличие от Оуэна он был очень образованным человеком и, в частности, хорошо знал достижения новой экономической мысли — Адама Смита и Давида Рикардо. Соответственно, он полагал институт частной собственности фундаментом экономического развития и считал, что если ее не будет, не будет и развития, то есть бедные останутся бедными.
Этот текст — часть проекта «Оправдание утопии», в котором Григорий Ревзин рассказывает о том, какие утопические поселения придумывали люди на протяжении истории и что из этого получалось.
Однако, следуя за Адамом Смитом (он приводит обширные выписки из его работ в предисловии к своему труду), Бэкингем отказался от его логики. Вернее сказать, попытался решить так называемую «проблему Адама Смита» путем синтеза противоположностей. Проблема эта в следующем. Самой известной работой Смита является «Исследование о природе и причинах богатства народов» — это азбука рыночной экономики. Здесь развитие выводится из сочетания частной собственности и конкуренции, экономическая формула природы общества — «человек человеку конкурент». Сам Смит, однако, считал более значительной своей работой «Теорию нравственных чувств». Здесь природа общества выводится из понимания нравственности как социального института, из способности человека отказаться от эгоизма ради других, и это оказывается основой развития цивилизации. Так все же эгоизм и конкуренция или нравственность и сотрудничество? Сам Смит никак не ответил на этот вопрос, предоставив разбираться потомкам, и мы до сих пор разбираемся, а Бэкингем был одним из первых. Ответ следующий: частная, а не общественная собственность, но не конкуренция, а сотрудничество.
Это, особенно для сегодняшнего русского уха, выглядит как раз утопией, это оксюморон, соединение несоединимого. Однако Бэкингем искал ответ не применительно к общим принципам, а к устройству города, и нашел решение — город как акционерное общество. Собственно, это и есть главный сюжет его труда, треть которого — экономические расчеты, баланс этого города, права акционеров, дивиденды по акциям — он положил слова утопии на музыку бухгалтерии. На фоне других авторов середины XIX века, направивших утопию в развлекательную сторону романа (Кабе, Беллами, Одоевский, Чернышевский), этот бухгалтерский отчет выглядит невыносимым занудством. Но, напомню, это изначально был не текст для читателя, а проект для комиссии парламента. Для Британской империи, силу и славу которой составляли как раз акционерные общества (одна Ост-Индская компания чего стоит), идея Бэкингема была несколько более внятна, чем для нас, его город недаром назывался Виктория в честь правящей королевы.