Хрустят запорошенные страницы: почему «Дюна» Дени Вильнева не передает всю сложность фантастической литературы
Кинокритик Егор Беликов чудом прорвался на показ "Дюны" Дени Вильнева на Венецианском кинофестивале (пожалуй, самого ожидаемого фильма года) и рассказывает, почему на экранизацию фантастического романа Фрэнка Герберта не стоит возлагать надежд.
Если раньше за гения почитали разве что Кристофера Нолана, но с годами в этой лестной характеристике слышалось все больше иронии, то теперь на этот статус совершенно обоснованно претендует канадец Дени Вильнев. На самом деле его согласие на режиссуру «Дюны» выглядит вполне логичным и своевременным карьерным шагом. Вильнев — один из приблизительно трех постановщиков планеты, кого всерьез можно отнести к категории арт-мейнстрима — авторского кино с большими бюджетами. Кроме него, наверное, остались только Кристофер Нолан — он свою франшизу, «Темного рыцаря», уже отпахал — и Ридли Скотт, который, конечно, уже не молод, что заметно по поздним работам. Канадский уникум же действует безошибочно и не изменяя при этом себе. Правда, складывается ощущение, что на съемках оригинального фантастического романа Фрэнка Герберта он несколько растерялся.
Книга Герберта была в первую очередь хороша тем, что не жалела читателя: в довольно громоздкой вступительной части, испещренной сложными терминами, нет ни одной сноски — о значениях многих слов приходилось лишь догадываться, что поневоле погружало в хитросплетения романа, имевшего множество измерений (чем не может похвастать фильм — там сразу выдают справку по всем необходимым вопросам). Если вкратце, фильм и книга — о том, как в далеком будущем враждуют знатные родовые дома, что ходят под одним императором галактики, и пытаются захватить контроль над пустынной планетой Арракис, где можно добыть меланж, специальный наркотик, который очень нужен для сверхбыстрых передвижений по бескрайним космическим просторам. Но на этой планете живут непокорные аборигены-фримены и ползают под землей огромные черви. Еще там досконально разбирается история одной из привилегированных семей — Атрейдесов, в том числе наследника титула и, вполне возможно, будущего мессии Пола (Тимоти Шаламе). Звучит запутанно, но по ходу пьесы все становится понятно.
Первоисточник же куда сложнее: там есть место и хитроумной геополитике, и семейной драме (герцоги тоже плачут), и религиозным трактатам о появлении пророка, провозвестника будущего, и отсылки к структуре государственной власти на Ближнем Востоке. А орден Бене Гессерит с наследованием по женской линии и вовсе напоминает о еврейских традициях, меланж же — очевидный аналог нефти, которой многие поклоняются, как фримены — специи, почти в религиозном плане. Но дальше больше: жанровая окраска повествования легко менялась, это вообще очень техничное произведение. Если смотреть максимально общо, то получается, что Герберт исследует универсальную человеческую манию к пустыне, которая у нас, быть может, осталась от африканских