«Финал — это место, где завязываются новые конфликты»
Вячеслав Курицын о последних главах «Войны и мира»
В издательстве «Время» вышла новая работа критика и литературоведа Вячеслава Курицына «Главная русская книга» — исследование того, как устроена «Война и мир» Льва Толстого. Юрий Сапрыкин поговорил с Курицыным о том, справедливо ли Толстой обходится со своими героями, удается ли ему в эпилоге связать концы с концами и вообще, зачем великому роману такой странный громоздкий финал.
Зачем в «Войне и мире» нужен такой эпилог? Не как, например, в «Анне Карениной» — прошло время, все выросли, умерли, женились, вышли замуж, что-то еще произошло. А такой, где автор считает необходимым выйти из-за занавески и все еще раз дообъяснить.
Там, кстати, не совсем автор выходит. Да, в черновиках в философской части встречались фрагменты от «я», но потом «я» из текста уехало. В результате с нами разговаривают какие-то слегка абстрактные литературно-художественные силы. Вообще, у Толстого есть задача, чтобы читатель преодолевал текст романа с разнообразными затруднениями. Плюс текст стилистически должен быть очень разнороден. Необходимость присутствия философского эпилога я объясняю себе именно этими литературными задачами. Важно еще, что страницы, где напечатан эпилог, в большинстве экземпляров книги физически отличаются от других, потому что их люди не читают. Текст определяет физическое бытие книги, это вряд ли часто случается.
Еще я сравниваю в своей книжке этот эпилог с «Черным квадратом». Что изображает или даже организует Малевич? Выход в космос. Ну и роман выходит в космос: 100 страниц метафизики. И, так же как в «Черном квадрате», эта метафизика на свой манер непроницаема. В том смысле, что концы с концами там не сходятся, она остается набором логических, в частности вот, квадратов. То, что концы с концами не сходятся,— это не мой вердикт, десятки людей пытались там их свести, не получается.
Вы действительно много пишете о том, как все в этой историософской части не склеивается. Что у Толстого управляет историческими процессами? То это некие высшие силы, то непостижимые законы, то проявление человеческой воли, то соединение этих воль.
В начале своих рассуждений автор выдвигает мысль: чтобы нечто случилось, должны соединиться тысячи факторов. Прекрасная идея, почему бы ее не рассмотреть подробнее? Это и есть в нашем с вами представлении гуманитарное знание: изучать тысячу факторов. Но постепенно эта мысль тает в пользу мутных высших законов.
И эта тысяча факторов, включая Наполеона и Александра, нужна была для того, чтобы народы двинулись с Запада на Восток, потом с Востока на Запад. При этом, каковы были цель и смысл этого движения — это остается непонятным. Но, кажется, вы видите в этой непонятности, так сказать, не баг, а фичу. Так в этой книге и должно быть.