Движение застоя
Как Динара Асанова увидела будущее там, где его никто не видел
На I Московском фестивале архивных фильмов впервые покажут неоконченную картину Динары Асановой «Незнакомка». Несмотря на статус классика позднесоветского кино, масштаб Асановой не до конца осознан. Мешает роль автора подростковых фильмов, исследователя юных душ. Однако именно внимание к процессу взросления позволило Асановой увидеть свое время так, как не получалось ни у кого из ее коллег, работавших в более взрослых жанрах. «Незнакомка» дает возможность поговорить об этом особенном зрении.
4 апреля 1985 года в разгар съемок «Незнакомки» Динара Асанова умерла в мурманской гостинице от сердечного приступа. Ее смерть не была неожиданностью. Пережив первый приступ в 21 год, Асанова ждала ее с юности и много говорила об этом. В ее фильмах этого ожидания нет. Вместо него — напряжение спешки. Ее символ — повторяющаяся сцена: человек в отчаянии бежит за удаляющимся поездом, автомобилем, возлюбленным, ребенком. Лирический финал ее полнометражного дебюта «Не болит голова у дятла» и жестокий эпилог последнего завершенного фильма «Милый, дорогой, любимый, единственный…» составляют здесь опоясывающую рифму.
Спешка не позволяет сложиться гладкому образу. Почти все тексты об Асановой — и мемуарные, и критические — написаны с интонацией растерянности: уловить ее не получается, что-то не склеивается.
Асанова снимала фильмы об учителях и воспитателях, верила в нравственную миссию кинематографа — в возможность искусства показывать путь, учить добру. Эта вера распространялась на жизнь вне экрана. Известно, как она опекала своих юных актеров, становилась им второй матерью. Отсюда образ почти святой — хрупкой, заботливой, женственной.
Рядом с ним есть другой: режиссер, работающий с саморазрушительной интенсивностью, крепко пьющий, воюющий со сценаристами, перековывающий актеров, выводя их из зоны комфорта. Хороший пример: в «Детях раздоров» Асанова заставляет собственного сына Анвара проживать расставание родителей, подобное тому, что произошло в их семье. В этом жесте радикальной терапии виден этический модус ее искусства — безжалостный гуманизм, попирающий неписаные правила приличия.
Так возникает образ самовольного, воинственного autor’a, в духе Фассбиндера. Но и он неверен. Асанова была советским режиссером: она снимала публицистическое кино — освещающее наболевшие проблемы, иногда отвечающее на прямой государственный заказ («Беда» даже открывается эпиграфом из указа президиума Верховного Совета РСФР «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма»). Из нее не выходит сделать ни доброго учителя, ни вольного нонконформиста, ни высокомерного критика, созерцающего общество с позиции фантомной полунезависимости наподобие Абдрашитова. Дело в том, что у Асановой был свой, ни на кого не похожий способ говорить о социальном.