Геля Писарева
Художник, скульптор и резидент «Деревни художников» недавно отметила 85 лет, открыла персональную выставку в музее Старой Ладоги и рассказала арт-директору «Собака.ru», почему уже много лет лейтмотив ее творчества — женщина, занимающаяся повседневным трудом
Какие у вас воспоминания о начале Отечественной войны?
Хорошо, что вы решили поднять эту тему, спасибо. И спасибо, что не спросили сразу про творческое кредо. (Смеется.) Война уже давно шла, но в нашей семье почему-то совсем не обсуждалась и поэтому началась для меня, ребенка, неожиданно. Мы жили на Обводном канале, напротив универмага «Фрунзенский». Мама работала в детском саду, и я ходила вместе с ней на Среднюю Рогатку. Однажды мы шли по Московскому проспекту мимо фабрики «Скороход», и вдруг все вокруг начало взрываться. Я оглянулась и увидела, что на земле лежат люди. Мама объяснила, что это обстрел, и сказала, что лучше бы нам пойти быстрее. Вот так просто. О самой блокаде помню, что все время хотелось есть. Как-то я расплакалась от голода, а мама сказала строго: «В чем дело?» И я извинилась: «Простите, Александра Васильевна».
Вы пережили первую, самую страшную зиму и эвакуировались.
Папа у меня с Украины. И вот как-то бабушка прислала письмо, что волнуется за нас, слушая новости по радио, и просит папу прислать семью к ней в деревню. В то время у нас была 16-метровая комната в коммуналке, где жил еще и мамин брат с семьей, перебравшийся к нам из Гатчины, уже занятой немцами. И вот мы все вместе весной 1942-го решили ехать. Наш сосед был шофер, он за буханку хлеба довез нас до станции, откуда отправлялись машины через Ладогу. Водитель предложил взять меня в кабину, но мама отказалась: «Если будем тонуть, то вместе». Нам выдали военные шубы из овчины, и мы сидели наверху. Потом больше двух месяцев ехали в товарных вагонах.
На Украине стало легче? Как там было с едой?