Санкция на свободу
Сегодня исполняется 100 лет Федерико Феллини — автору «Сладкой жизни», «Ночей Кабирии», «Восьми с половиной». Об одном из ключевых режиссеров ХХ века — Алексей Гусев.
На закрытии Каннского фестиваля 1960 года председатель жюри Жорж Сименон объявил, что фильмы «Девичий источник» Бергмана и «Девушка» Бунюэля не получат призов, ибо они — «выше всех фестивальных оценок». Золотая пальмовая ветвь была тогда вручена фильму Федерико Феллини «Сладкая жизнь».
Три года спустя, незадолго до закрытия Московского фестиваля 1963 года, Никиту Хрущева оповестили, что на Главный приз идет какой-то модернистский итальянский фильм — «Восемь с половиной». Привезли копию генсеку на дачу, запустили пленку. Минут через двадцать раздался богатырский храп хозяина. Разбудить его никто не решился. Когда фильм закончился, Хрущев проснулся и резюмировал: «Хороший фильм. Советский рабочий может на нем выспаться после трудового дня». И приз вручили «Восьми с половиной».
Они оба были правы: и Сименон, и Хрущев. И даже, не ведая того, имели в виду примерно одно и то же.
Скажем, «Девичий источник» Бергмана — великий, конечно, фильм, но он еще и больше, чем фильм; он — про шанс на присутствие Бога. И «Девушка» Бунюэля — тоже больше, чем фильм; она — про возможность души в мире, утратившем иллюзию связности. Глупо и бездарно задаваться вопросом — кто, мол, «выше», Бергман или Феллини, и решение того каннского жюри — не об этом. Просто для Бергмана кино — инструмент описания человека, Бога и мира. Для Феллини же — того, по крайней мере, что как раз со «Сладкой жизни» и начался — оно не инструмент, но предмет описания. И описывает оно лишь само себя. В «Восьми с половиной» — создавая само себя на глазах у зрителей по ходу фильма, сцену за сценой, кадр за кадром. Ни один фильм Феллини не больше, чем фильм; кинематограф Феллини — и есть кинематограф как таковой. Вереница сцепившихся друг с другом образов, крутящаяся по кругу, который в будке киномеханика был катушкой с пленкой, а на экране воплотился в цирковую арену. Мелькание теней и масок, запечатленная в целлулоиде греза. На этих фильмах спишь, даже когда смотришь их. Можно, конечно, сказать, что это — чужие сны. Но ведь все сны — чужие. Не мы же их себе показываем.