«Предпринимательство — это сублимация». Основатели «Ясно» и Compot о том, зачем бизнесменам психотерапия и как не «отъехать кукухой» в мегаполисе
У многих российских предпринимателей всё еще сложное отношение к психотерапии. Её воспринимают как какую-то западную блажь, без которой можно легко обойтись. Основатель сервиса видео-консультаций с психотерапевтом «Ясно» Данила Антоновский и основатель комьюнити-бюро Compot Федор Скуратов так не считают. Оба в своё время пережили глубокий личный кризис, из которого смогли выбраться во многом благодаря психотерапии. В подкасте Inc. «Лучшая версия» предприниматели рассказали, каким образом жизнь в мегаполисе влияет на ментальное здоровье, когда пора обращаться к психотерапевту и как найти правильного специалиста, который не сделает вам хуже.
«Нам всем бывает хреново»
— Данила, ты рассказывал в интервью Inc., что в 2016 году впервые оказался у психотерапевта, после чего погрузился в эту тему и даже основал свою компанию «Ясно». Расскажи, что тебя тогда привело туда?
ДА: Было довольно неприятное расставание с девушкой, во время которого я обратил внимание на диспропорцию между самим событием и количеством моих страданий. То есть случилось нечто довольно рядовое (для меня во всяком случае) — я часто расходился с девушками. И это было несоизмеримо с теми чудовищными страданиями, которые я по этому поводу испытывал.
Поэтому у меня появилась мысль, что, возможно, я на самом деле переживаю не совсем по этому поводу. То есть вот это расставание затриггерило внутри меня какую-то штуку, конфликт, с которым мне стало интересно разобраться. Вот я и пошел разбираться.
— Главная мотивация — интерес? Или тебе было настолько хреново, что самому было сложно со всем этим справиться?
ДА: Конечно, хреново было, но, в общем, нам всем периодически бывает хреново и это не всегда повод пойти к психотерапевту. Скорее, я понял, что в этой моей хреновости есть какой-то паттерн, которому я всю жизнь следую и который довольно сильно меня беспокоит.
Переживания по поводу расставания я испытал в 33 года. А до этого я 10 лет думал, что наконец достиг просветления и превратился в такого философа, парящего над облаками, условностями и какими-то там бытовыми штуками. И тут на меня обрушилось ровно то, чем я страдал в 16—18 лет. Я понял, что это не совсем так работает, что я нифига не повзрослел и вообще это не про взросление, а про что-то другое, — и мне просто стало интересно про что.
— А про что? Сейчас ты как это интерпретируешь?
ДА: Ну, это про какие-то внутренние конфликты. Они просто всплывают, когда триггерятся какими-то внешними событиями.
— Федор, расскажи про свой опыт?
ФС: Я, наверное, сегодня буду выступать с позиции антипримера: дорогие дети, посмотрите на меня и никогда так не делайте. Впервые я попал в психотерапию (а тогда это еще так не называлось, а называлось Институт имени Сербского) в 2006 или 2007 году, когда мне было 23 или 24. И этот мой поход на приём к уважаемой докторше был попыткой скорее скрыться от своих проблем, нежели их решить. Я тогда вообще не представлял, что и как со мной происходит, жил в плену каких-то своих страхов и травм. На тот момент я буквально год или два как разъехался с матерью и занимался вычёркиванием всего предыдущего опыта из своей жизни.
В общем, туда я попал и это было плохо и неправильно. Мне прописали совершенно безумные препараты — нейролептики, от приёма которых у меня через год начались мышечные спазмы. Это была катастрофа.
— Ты пришел к психиатру или к психотерапевту?
ФС: А психотерапии тогда особо и не было. Действительно, это была в каком-то смысле советская карательная психиатрия. Мне даже так и не озвучили диагноз. Это было ужасно.
Через два года я просто с визгом оттуда убежал, после чего мне стало кратно лучше. Но не потому, что я туда ходил. Просто в моей жизни кончился травматический период и начался какой-то новый этап. Я стал выстраивать вокруг себя определённую защиту и перестраивать свою личность.
А потом я снова попал в тему психотерапии. Примерно в 2012—2013 году в моем близком окружении завелись люди из московской медийно-рекламно-айтишной тусовки, которые практиковали психотерапию и вываливали всё это на меня. Как человек, подверженный влиянию окружения, я стал думать, что со мной что-то не так и, наверное, стоит попробовать. Оказалось, что со мной действительно что-то не так, как и со всеми абсолютно.
Но в итоге меня эта тема заинтересовала с исследовательской точки зрения. То есть я ходил на семейную и личную терапию, исследовал всякие нетрадиционные практики этого дела, но ни на чём так и не остановился. Потому что меня интересуют только ответы на вопросы: как устроена голова, психика, групповая психика… А применять — ну зачем? Это интересно, не более. Поэтому я плохой пример.
— Но те проблемы, которые у тебя были, — они же сами собой не решились? Ты каким-то образом работал над собой?
ФС: Конечно. Мои проблемы были настолько серьёзными, что мне пришлось выстроить эшелонированную оборону и систему реакций. Когда я работал не на себя, то был вынужден идти против себя и делать то, что мне не нравится. Но в итоге я в своей профессии, в своей компании достиг результатов, которые мне позволяют больше не заниматься неинтересными вещами. То есть я просто убрал 90% триггеров — исключил из окружения сложных людей, с которыми мне было тяжело общаться, и так далее. И мне в этом состоянии вполне комфортно, я не вижу в этом никаких проблем.