«Надо полюбить свое одиночество»
Ирина Розанова — большая актриса, и это очевидно. А еще она по-настоящему смелая женщина. Ирина не боится начинать свою жизнь с нуля, оставляя насиженные места, — скажем, менять академический театр на студийное пространство. Быть в ладу с собой — это тоже талант, и Розанова обладает им в полной мере
Ира, мы с тобой никак не могли встретиться. Ты всё в разъездах, на съемках. Вот недавно, насколько я знаю, вернулась с фестиваля в Нанте.
Да, такая прекрасная поездка была! Город, конечно, сумасшедший. Маленький, рядом океан. Мы ездили с картиной «Жили-были», там еще Федя Добронравов и Рома Мадянов снимались. Получили приз зрительских симпатий. Очень приятно.
Поздравляю! Знаешь, что меня поразило? До интервью ты сказала такую фразу: «Поскольку я в театре не работаю, я рано ложусь спать». Мне кажется, актерам вообще это не свойственно — ложиться спать рано. Но может, именно поэтому ты так прекрасно выглядишь.
Ты знаешь, у меня график жизни меняется от того, есть ли съемки. Если машина за мной должна приехать в шесть утра, то я в четыре уже стою готовая, как в армии, уже по-другому просто не получается. Я ненавижу, когда опаздывают. В этом смысле я совсем не звезда, потому что приезжаю всегда раньше, мне лучше подождать. Мне даже как-то моя подруга сказала: «Ирин, ты хотя бы можешь подзадержаться». Ты понимаешь, если я «подзадержусь», то у меня весь ритм собьется. Этот навык всегда быть вовремя дает некое ощущение свободы. А про театр гениально сказала Наталья Гундарева. Как-то я позвонила ей в полдвенадцатого ночи и спрашиваю: «Наташ, не разбудила?» А она: «Ты что, с ума сошла? Сегодня спектакль был, сейчас еще два часа будет ходынка»…
Конечно, актеры ведь должны переварить только что сыгранный спектакль.
После спектакля приходишь, а энергия из зрительного зала, которую ты не перекрутила, еще долго тебя крутит. Так что я, когда вдруг выдаются свободные дни, люблю рано вставать, а теперь, как видишь, и рано ложиться.
Что значит «теперь»?
Разные были периоды. Раньше я была совой, мне нравилось наблюдать за тем, как весь мир засыпает. А теперь мне бы встать пораньше. Встаешь — дел полно.
То есть «кто рано встает, тому бог подает» — это про тебя?
Может быть. Я человек счастливый. Раньше я спорила с собой, конфликтовала, а потом просто поняла, что это моя жизнь и она уникальна. Пусть это и слишком громкие слова, но в моей жизни действительно столько интересных, красочных, сказочных моментов, что я сейчас их бы никому не отдала и ни с кем бы не поделилась.
И даже когда боль, расставания, проблемы?
А куда же без этого? Конечно. Ты знаешь, я эмоциональный человек, и вот эти эмоции порой бегут впереди меня. Я вообще жизнь воспринимаю эмоционально.
Скажи, а ты не жалеешь, что сейчас в твоей жизни нет театра?
Его не то чтобы нет совсем, просто я не могу пока найти то, чего мне бы действительно хотелось. Меня звали в театры. И в МХТ имени Чехова звали, и в «Современник» Галина Борисовна звала, на спектакль по Зингеру «Враги. История любви»… Но понимаешь, всё поднять нельзя, всё не унесешь на себе. Я уже когда-то разрывалась: были и антрепризы две хорошие — с Виталием Соломиным и Джигарханяном. Я одну сумку бросала дома, брала другую и вечером уезжала: самолеты, поезда. В кино тоже бывают трешевые ситуации, когда кино на кино по графику находит, но театр для меня святое. Я понимаю, что не имею права подвести, — по этой причине я когда-то ушла из «Ленкома». Я ушла очень честно, Вадик.
Что ты имеешь в виду?
У меня были антрепризы, а Марк Анатольевич Захаров позвал меня в «Ленком». Я говорю: «Марк Анатольевич, пусть у меня пока будет только одна роль, больше не надо». Меня позвали в настоящую семью — еще были живы Янковский, Абдулов. На сцене — Чурикова, Джигарханян. А мне тогда приходилось снимать квартиру, в Москве это дело непростое, нужен был постоянный заработок. И вот Марк Анатольевич устроил большое собрание по поводу того, что невозможно составить нормальный репертуар, так как у всех какие-то подработки на стороне. И когда очередь дошла до меня, я честно сказала, что понимаю, в какой театр попала, в какую команду меня приняли, но моя жизнь складывается так, что мне нужны антрепризы и я просто не имею права подводить этот театр. К счастью или к сожалению, не знаю, я всегда говорю то, что думаю. И я ушла.
Без всякой грусти?
Я еще раз говорю, что к театру я отношусь слишком серьезно и не могу занимать чье-то место. А тогда у меня не было возможности разорваться.
Вообще далеко не каждый на собрании театральной труппы так вот прямо об этом скажет. Эта твоя независимость — она откуда? Это из детства, это воспитание, это опыт?
Всё вместе. Я практически родилась в театре, у меня мама прекрасная актриса, и она свято верила в театр — говорила: «Театр — это храм, либо священнодействуй, либо убирайся вон»... Меня спрашивают, а где ты, мол, будешь доживать? Я отвечаю: я не хочу доживать, я хочу жить. Придумаю что-нибудь. Недавно я узнала, что есть такая фобофобия — боязнь бояться чего-либо. Вот вся наша жизнь — страхи. Вроде иногда кажется, что никому нужна не будешь: я знаю свой характер, знаю, что говорят «мы боимся Розанову». Да, бывает сложно, конфликтно. Но далеко не всегда. Например, у нас с режиссером Сашей Молочниковым на фильме «Мифы» весело складывались отношения, я в абсолютном восторге от него, я безумно его люблю, люблю его спектакли. Он звал меня в свой спектакль «Светлый путь. 19.17» в МХТ, но опять-таки: «Саш, — говорю, — я не могу тебя подвести». У меня уже в то время был подписан контракт на съемки в кино. А еще я должна когда-то отдыхать. Моя мама вкалывала, будучи беременной мной. Она рассказывала, что ходила со мной очень тяжело, токсикоз ее страшный мучил, а потом родила меня и расстроилась — мальчика хотела. (Улыбается.) До восьми месяцев беременности она играла сумасшедшую Лизу в «Детях солнца» Горького. Я говорю ей: «Мам, можно было смотреть на цветы, на что-то прекрасное, вложить что-то другое в меня…» Я выросла в театре, во мне с рождения эта мамина энергия, энергия театра. Я рано поняла, что маме не до меня, я рано научилась всё делать сама. Я могла пожарить себе картошку, постирать, я понимала, что маме просто некогда.