«У нас депрессия не попадает в отчетность»
По оценкам ВОЗ, уже в следующем году психические расстройства станут самыми распространенными заболеваниями человечества. Все больше людей страдают от так называемых пограничных состояний — депрессии, тревожных расстройств и неврозов
Число психических диагнозов постоянно растет: на прошедшей в мае 72‑й Всемирной ассамблее здравоохранения в официальный перечень болезней были включены игромания и синдром хронической усталости. Что заставляет задуматься: по статистике в России дела обстоят неплохо. Например, тревожных расстройств у нас диагностируется на 60 процентов меньше, чем в странах Европы. Но эксперты уверены: дело в том, что у нас люди просто не попадают в поле зрения психиатров, ведь уровень агрессии в российских городах в целом велик, и, похоже, число неуравновешенных граждан не сокращается. Именно поэтому у многих вызывает опасения реформа психиатрической отрасли, которая началась в 2013 году. Она предполагает сокращение психиатрических больниц и специализированных коек и перевод большого количества пациентов на амбулаторное лечение: больные приходят за препаратами в поликлинику, а остальное время предоставлены сами себе. О светлых и темных сторонах современной отечественной психиатрии «Огоньку» рассказал главный внештатный специалист-психиатр Департамента здравоохранения Москвы Георгий Костюк.
— Георгий Петрович, ВОЗ прогнозирует, что к следующему году психические болезни станут самыми распространенными в мире. Почему больных с психиатрическим диагнозом все больше?
— Во-первых, многие расстройства, на которые раньше не обращали внимания, сегодня получили свою психиатрическую оценку и диагноз. Например, в тяжелые голодные годы никто не обращал внимания на депрессивные состояния, а сейчас игнорировать их считается недопустимо. То есть в обществе повысилась ценность здоровья и требования к качеству жизни. Другой момент связан с агрессивной окружающей средой. Мы испытываем постоянное информационное и эмоциональное давление, наши жизненные ценности меняются, утрачиваются традиционные духовные опоры, и все это всерьез отражается на психическом здоровье. Например, в Корее очень высокий уровень суицидов среди молодых людей в случае непоступления в вуз. Социальные ориентиры таковы, что человек без образования получает клеймо неудачника.
Во-вторых, увеличилось число расстройств, связанных с увеличением продолжительности жизни. С каждым годом растет число пациентов, страдающих деменцией (прогрессирующее старческое слабоумие.— «О») и другими нейродегенеративными заболеваниями головного мозга, поскольку население в целом стареет. Это два основных фактора, из-за которых ВОЗ ожидает роста психических расстройств.
— Отличается ли ситуация в России от общемировой?
— В отношении основных тяжелых заболеваний нет. По статистике, в странах с различным уровнем социального и экономического развития сохраняется одинаковое число пациентов, страдающих шизофренией, биполярным расстройством, которое раньше называли маниакально-депрессивным психозом. Их примерно 1 процент. Так что в плане частоты заболевания мы не отличаемся, но есть проблемы с выявлением заболеваний… Например, шизофрения считается болезнью молодых, а у нас по России средний возраст, в котором устанавливается этот диагноз,— 38 лет. То есть как минимум 15 лет пациент страдает расстройством, не попадает в поле зрения специалистов и остается без врачебной помощи. А ведь если начать лечить шизофрению вовремя, то человека можно уберечь от инвалидности и даже достичь полного социального восстановления. Но мы встречаемся с пациентом тогда, когда разрушительное действие болезни уже произошло. В итоге парадокс: каждый год в России мы наблюдаем снижение заболеваемости и одновременно растет число инвалидов с психическими расстройствами. Если в 1992 году число инвалидов с психическими расстройствами составляло 370 человек на 100 тысяч населения, то сейчас — 720 человек. Вот такая динамика.
— Это что касается тяжелых заболеваний. А ВОЗ констатирует как раз рост различных тревожных невротических состояний. К нам это тоже имеет отношение?
— Если опираться на отечественную статистику, в России люди болеют некоторыми расстройствами в 100 или даже в 150 раз реже, чем в среднем в других странах. Речь как раз о тех самых невротических тревожно-депрессивных расстройствах. В других странах депрессию воспринимают очень серьезно, а у нас она почти не попадает в официальную отчетность. Это очень большая проблема. И тут большой вопрос, готовы ли мы к тому, если все эти пациенты придут к врачам. Дело в том, что система психиатрической помощи, сложившаяся в нашей стране, эффективна для пациентов с хроническими тяжелыми заболеваниями. Но если говорить о расстройствах невротического уровня, которые встречаются гораздо чаще, эта система не работает: пациент не идет в психоневрологический диспансер — для него это клеймо. Значит, надо создавать службы и структуры, которые бы приблизили пациентов с психическими расстройствами к пациентам обычных стационаров. По этому пути пошли многие страны, там открываются психосоматические и психиатрические отделения в структуре многопрофильных стационаров. Но у нас пока нет достаточного количества врачей, специализирующихся на пограничных состояниях. Здесь надо нарабатывать опыт.
— На какие сигналы организма надо обращать внимание, чтобы не запустить болезнь?
— Дело в том, что большинство жалоб таких «пограничных» пациентов «не психиатрические». Проявления тревожнодепрессивного расстройства могут быть очень разными, и чаще всего люди обращаются с ними к участковому терапевту. Такой пациент будет жаловаться не на тревогу и навязчивое состояние, а, например, на дискомфорт в области сердца, затрудненное дыхание и головные боли. Но проблема в том, что большинство наших терапевтов не подготовлены в области психических заболеваний. Они начинают диагностический поиск, назначают сложные исследования, бесконечно направляют к разнообразным специалистам, а проблема не решается… В результате пациент убежден, что ему никто не может помочь, возникает конфликтная ситуация. Процесс подбора правильного лечения растягивается иногда на 3–5 лет, и к тому времени заболевание становится хроническим. В эту ловушку попадает и пациент, и врач, и система здравоохранения.