Неделя над пропастью
Карибский, или Кубинский, кризис удивительным образом продлился ровно одну календарную неделю — в конце октября 1962 года. Он начался в понедельник, 22 октября, с обращения президента Джона Ф. Кеннеди к американской нации о чрезвычайной угрозе безопасности страны, достиг кульминации к субботе и завершился в воскресенье, 28 октября, выступлением по советскому радио первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева.
В эти семь дней на Восточном побережье США стояла прекрасная осенняя погода, но Кеннеди и его ближайшее окружение пережили самый напряженный момент в карьере. Непрерывные совещания проходили столь интенсивно, что американский президент иногда ложился спать прямо у себя в кабинете. Тем временем высокопоставленные советские чиновники и генералы начали готовить семьи к эвакуации из Москвы. Мир стоял в одном шаге от полномасштабной войны с использованием атомного оружия. Это был первый, но не последний подобный случай.
Давайте посмотрим на контекст, основное содержание и последствия этого кризиса.
Догоним и перегоним Америку
«Холодная война» и «гонка ядерных вооружений» — эти клише советского телевидения въелись в головы всех поколений, рожденных в позднем СССР. Начиная с 1946 года и вплоть до конца 1980-х США и их союзники с одной стороны и СССР и подконтрольные ему страны восточного блока с другой находились в состоянии того, что следом за метким определением Джорджа Оруэлла стали называть холодной войной. В позднесоветской традиции это словосочетание принято писать с маленькой буквы и без кавычек.
Американцы изначально были значительно сильнее Советов в экономическом, технологическом и военном отношении. Единственное, что было у Сталина,— самая большая в мире и закаленная продолжительной и кровопролитной войной с Гитлером сухопутная армия. США превосходили СССР по авиации, кораблям, и, главное, у них у единственных уже в 1945 году была атомная бомба. На протяжении всех следующих десятилетий холодной войны Советский Союз был вынужден постоянно догонять Америку по тем или иным видам вооружений, пока в середине 1980-х не споткнулся окончательно об объявленную президентом Рональдом Рейганом программу Стратегической оборонной инициативы («космических войн»).
СССР смог испытать первую атомную бомбу только в 1949 году, а в 1952 году США продемонстрировали миру первый взрыв водородной бомбы. Чтобы догнать Вашингтон в области термоядерного оружия, Москве потребовалось еще не менее девяти лет.
Но и в начале 1960-х до паритета в области оружия массового поражения было еще далеко. Соотношение сил по ядерным боеголовкам на тот момент составляло примерно 6 тыс. американских против 300 советских.
Однако это была лишь верхушка очевидного неравенства. Обладая одной шестой суши в северной Евразии, СССР был уязвим для воздушных ударов практически с любой стороны. США обладали значительно превосходящей потенциального противника авиацией, военно-морским флотом и ракетным потенциалом. В ответ СССР мог держать под прицелом своих ракет лишь Западную Европу, до самой Америки дотянуться было куда сложнее. Европейской части Советского Союза, включая Москву, угрожали ядерные ракеты, размещенные в Великобритании и на севере Италии.
В 1961 году американцы разместили свои ракеты «Юпитер» на северо-западе Турции, под Измиром, подлетное время оттуда до Москвы составляло около десяти минут. Советское военное командование скоро нашло симметричный, как им самим казалось, ответ на турецкие ракеты.
В 1959 году на Кубе, в 150 км от побережья Флориды, победила народная революция. Ее лидер Фидель Кастро все сильнее проникался коммунистическими идеями и симпатией к Советскому Союзу. Министр обороны, подсидевший героя войны Георгия Жукова маршал Роман Малиновский подсказал Хрущеву «гениальный ход» — разместить советские ракеты на Кубе и тем самым поставить под удар Вашингтон и все основные города США. Советскому вождю эта идея понравилась своей простотой, и в августе 1962 года была начата переброска советских ракет с ядерными боеголовками на Остров свободы в Карибском море. Секретной операцией под кодовым названием «Анадырь» командовал другой маршал Победы — Иван Баграмян. Разработанная в обстановке абсолютной секретности, она предполагала переброску 60 пусковых установок с ядерными боезарядами и 40 тыс. советских военных на 85 судах.