Ксения Драгунская. «Как выплакать тебя из сердца, скажи?»
Умерла Ксения Драгунская, сценарист, драматург, искусствовед, автор десятка книг и более тридцати пьес, идущих во множестве театров России и за рубежом. Она была удивительным человеком — щедрым, радостным, добрым, страстно любящим жизнь. Ее уход, такой внезапный и несправедливо ранний, стал для многих ее читателей и друзей личным потрясением. В память о Ксении Драгунской «Сноб» публикует эссе драматурга и режиссера Николая Коляды.
Много лет назад, еще в советском телевизоре, я увидел интервью с великой грузинкой Верико Анджапаридзе. Старенькая, маленькая — она стояла на какой-то улочке в Тбилиси, ветер трепал ее седые волосы, а она как-то так горько говорила: «Никого нет. Я хожу по улицам и никого не вижу. Они все ушли. Все умерли. Я совсем одна».
Я помню, что так мне больно стало за нее, за ее растерянность и непонимание какое-то детское: «А почему все ушли?! Все, кого любила, с кем жила жизнь, почему они оставили меня?»
Я всегда думал, что Волчек, Гафт, Дорошина, Кваша, Кобзон, Зорин, Караченцев, Захаров и еще, еще люди, с которыми я был или знаком, или дружил, или вместе работал, или просто они были в моей жизни как факт, в телевизоре — они будут навсегда. Ведь они же всегда были.
А их вдруг не стало, их — нет.
Вот в телефоне остались телефоны и Волчек, и Гафта, и Дорошиной, и еще многих и многих людей, а позвонить им нельзя. Это разве что надо сильно-сильно напиться, чтобы нажать кнопку и что-то — что?! — услышать в ответ. Механический голос робота, что «абонент не обслуживается»? Или номер телефона телефонная компания уже передала кому другому, и кто-то тогда там ответит? И что я ему скажу?
Четыре года назад я ехал с дачи и попал в аварию.
Ксения звонила мне и писала, плакала и все говорила: «Это я виновата, это я виновата!» Она (Господи, как она верила в это!) была уверена, что это я и она, вместе, бесов разбудили и что они меня подставили. Не буду рассказывать всю историю, не важно, что там тогда было. Скажу лишь, что Ксения хотела мне помочь — с помощью молитвы. И мы долго молились, вместе, в одно время. Просили о чем-то. И вот тогда она подумала, что разбудила бесов и потому та история с аварией случилась со мной.
Она верила всегда и всегда молилась.
Мы были на гастролях в Москве три года назад, у меня умер отец. Было так страшно, что я не могу поехать на похороны в Казахстан — и не потому, что я боялся бросить театр на гастролях, а потому, что дороги перемело и я бы просто не добрался до своей Пресногорьковки, застрял в степи. Я плакал и не знал, что делать, а тут надо было стоять в фойе Центра «На Страстном» каждый вечер и улыбаться публике, виду не показывать.
Ксения позвонила мне и сказала, чтобы я пришел в церковь рядом с центром — в церковь Рождества Пресвятой Богородицы в Путинках. Я пришел, свечки поставил, сел на скамейку, слезы вытираю. Пусто в храме. Вижу: пришла Ксения. Тоже свечки поставила, села рядом со мной. И мы с ней так плакали. Ничего она не говорила. Просто сидели и молчали в пустом храме. Сказала только, что тут отпевали Абдулова, и я представил, как это было, и сколько людей тут стояло, а теперь вот мы с ней сидим. Как две вороны сидим в пустом храме, сидим и плачем.