Михаил Марьянов. Димка
Сложно говорить о брате, не могу поверить, что он от нас ушел. Также не могу думать о нем в прошедшем времени. Мысленно общаюсь с Димкой, делюсь новостями. Иногда забудусь: что-то мы давно не созванивались, надо набрать! Хватаюсь за телефон, и тут же обжигает мысль: а звонить-то некуда...
Первые воспоминания о нем — детские. Я старший, мне было три с половиной года, когда Димка появился на свет. Жили мы в крошечной, хоть и трехкомнатной квартирке-распашонке на первом этаже пятиэтажки на улице Вишневского: бабушка с дедушкой, нас четверо, папины сестра тетя Галя и брат с женой и сыном. Отец Юрий Георгиевич, которому сейчас семьдесят восемь лет, любит вспоминать, как детский врач, приходя по вызову, крутил головой, наблюдая бесконечное перемещение детей и взрослых по нашей скромной жилплощади, и удивлялся: сколько же тут народу, как вы помещаетесь? Папа смеялся: «В тесноте, да не в обиде».
Димкина кроватка стояла в уголке родительской комнаты. Помню, как улучив момент, я пытался вытащить его через сетку, видимо заскучал. Мама, обнаружив меня за этим занятием, ругаться не стала. Объяснила, что братик еще слишком маленький, вот подрастет — поиграете. С того дня я чуть ли не каждое утро подходил к кроватке Димки, вставал на цыпочки и смотрел с надеждой: не подрос ли?
Когда я пошел в школу, папа получил новую квартиру от НИИ автомобильного транспорта, где был инженером и работал над кандидатской диссертацией. Находилась она в районе метро «Сходненская» и уже не на первом, а на пятом этаже!
Больших денег в нашей обычной советской семье не водилось. Родители на всем экономили. Каждая покупка пробивала серьезную брешь в бюджете. И вот справили они мне осеннее пальто. Мы с братом, которому тогда было лет пять, отправились гулять, я — в обнове. На что-то отвлекся, поворачиваюсь и вижу, что Димка залез в огромную лужу, похожую на озеро. Бесстрашно, шаг за шагом, одержимый азартом исследователя, он шел вперед. И вдруг на моих глазах провалился в черную жижу почти по шею — наверное там была яма. Его голова торчит над водой, а в глазах читается изумление: что произошло? Ясно, что Димку надо немедленно вытаскивать, но ведь на мне новое пальто! Как выяснилось, именно в этот момент родители решили поинтересоваться, что делают во дворе их дети. И увидели, как я, с грустью посмотрев на наши окна, видимо прикидывая, что от папы с мамой все равно влетит, полез вытаскивать брата. А дома нас в тот раз совсем не ругали — слишком уж несчастный и мокрый вид был у обоих.
Летом родители снимали дачу в подмосковном поселке Кратово, это около сорока километров от столицы. Каждый вечер папа включал проектор с диафильмами — любили смотреть их всей семьей. Часто к нам присоединялась целая ватага соседских ребятишек. Текст диафильмов читали по очереди. Ходили на рыбалку и за грибами. Словом, было у нас самое обычное, простое советское детство. Пересматриваю фотографии тех лет, и теплеет на сердце...
Я более спокойный, а вот брат рос непоседой. Даже в младенчестве умудрился выпрыгнуть из своей кроватки, перекувыркнувшись в воздухе, — папа еле успел поймать его буквально у пола. А играя, от избытка эмоций Димка, бывало, как заорет на всю квартиру! Уши закладывало. Однажды пришел из школы и сообщил, что нужен костюм для новогоднего праздника. Купить негде. Я взял гаечки-болтики из детского конструктора (у меня их было несколько — с детства увлекался), старые железки и мастерил несколько дней облачение рыцаря. Димка надел, поскрипел железяками, щелкнул забралом — остался доволен. На школьном конкурсе новогодних костюмов наш взял первое место!
С братом мы никогда всерьез не ссорились. Нам было весело вместе. Чего только не придумывали. Наталкивали серы в игрушечные пушки — и поджигали. Как дом не сожгли, до сих пор удивляюсь. Или, помню, наделали дротиков из иголок и ниток и пуляли друг в дружку. Удивительное дело — так увлеклись, что когда иголки в нас втыкались, даже больно не было! Папа с мамой возвращаются с работы — а мы с головы до ног покрыты боевыми отметинами. Вздохнув, родители развели нас по углам: «Подумайте над своим поведением!» Стояли там в тоске и ждали момента, когда наконец выпустят и можно будет опять что-нибудь интересное замутить.
Мама Маргарита Илларионовна любила рассказывать истории из нашего детства: «Дима звонит мне на работу, мычит в трубку:
— Мам, не будешь ругаться?
— Ладно, не буду, говори, что вы натворили?
— Играли с Мишкой в мяч и разбили люстру...
— Сами-то целы, никто не порезался?
— Целы.
— Уже хорошо».
На Новый год родители всегда ставили в квартире живую елку. Чтобы достать ее, в те годы нужно было отстоять огромную очередь.
Однажды в середине декабря купить елку поручили Димке, я не мог — сдавал экзамены. Выдали ему пять рублей. Брат учился в пятом классе. Папа вспоминает: «Приходим вечером с работы — тишина. Вдруг звонок в дверь. Открываю — стоит Димка, рядом елка — выше его чуть ли не вдвое. Как дотащил?! А он объясняет:
— Да легко: протиснулся в самую середину между лапами, ствол приподнял к плечу и дунул по улице! Прохожие рты разевали: не просто живая елка — бегущая!
В лифт он ее запихнуть не смог — втащил сам на пятый этаж.
Говорю:
— Нужно было позвонить из телефона-автомата на углу, я бы спустился и помог.
— Пока б звонил, — деловито отвечает Димка, — елку нашу умыкнули бы из-под носа!
И ведь прав, даже елки тогда были в дефиците!»
В школе брат занимался во всех возможных кружках и секциях. Сначала увлекался плаванием. Потом были борьба, а позже бокс. А когда режиссер и педагог Вячеслав Спесивцев объявил набор детей в свою театральную студию, непоседливый Димка помчался и туда. Тоже записался. Ходил на занятия вместе с двумя закадычными друзьями, они жили с нами в одном доме — Юра Бобров и Родион Белецкий.
Первая Димкина роль в театральной студии случилась в спектакле про Тома Сойера и Гекльберри Финна. Вот только не помню, кого из двух героев играл брат. Потом был Маугли. Мы с родителями ходили на премьеры. Нравились и постановки, и Димка на сцене.
Однажды к ним то ли в школу, то ли в театральную студию пришел Александр Просянов — помощник режиссера Георгия Эмильевича Юнгвальд-Хилькевича. Оказалось, собираются снимать фильм о подростках и ищут исполнителей. Объявили конкурс среди школьников. Нужно было подготовить стихотворение, прозу и песню.
Я незадолго до этого знаменательного события в армию ушел.
Дальнейшее знаю со слов папы. Приходит он вечером домой, а там — ни Димки, ни Маргариты Илларионовны. Отец стал звонить маме на работу — она трудилась бухгалтером в издательстве «Молодая гвардия». Там ему сообщили, что «Маргарита давно уехала». Мобильных телефонов еще не было. Куда звонить? Где искать жену и сына? Папа не находил себе места.
Объявились они дома ближе к полуночи. Оказалось, были на том самом конкурсе, затянувшемся на несколько часов, — желающих сняться в кино подростков оказалось очень много, человек пятьсот или больше. И вдруг из такого количества юных талантов выбирают нашего Димку! А почему бы и нет — он добрый. Лучезарный. Чем не герой? Прическа — в разные стороны. У меня, кстати, была похожая в юности: волосы топорщились и не укладывались ни налево, ни направо.
Так брат попал в картину, которая дала ему старт в кино, — «Выше радуги». На съемки уехал в Таллин, родители отпустили. Брат писал, звонил, а когда прилетел через три месяца, папа с мамой в аэропорту прошли мимо него: не узнали. Возмужал, вытянулся младший сын.