Александр Куприн: «Надо любить жизнь, но надо и покоряться ей»
В 2023 году исполнилось 153 года со дня рождения Куприна и 85 лет со дня его смерти. Мы решили вспомнить, каким видели великого писателя современники, близкие и коллеги, обратившись к их мемуарам. А также ответить, пожалуй, на два главных вопроса по биографии писателя: почему он эмигрировал и почему вернулся?
...Не хочется начинать с детства (родился, окончил...). Куприн врывался в жизнь новых знакомых, как яркая искра пламени, он поражал, шокировал, часто вызывал противоречивые ощущения. Вот и мы начнем воспоминаниями писателя Юрия Григоркова, который встретился в 1919 году с Куприным в газете «Новая русская жизнь». Он очень интересно описывает впечатления от первой встречи с Александром Ивановичем:
«Чем больше я наблюдал за Куприным, пока он говорил со мною и ходил по комнате, тем более поражался, как тесно сплелись в этом интересном и живом человеке и как ясно видны были в его лице и походке самые противоположные свойства и качества человеческой души. И мягкая кошачья вкрадчивость хищника, и острый, пристальный взгляд охотника, и такой же пристальный, только в другие миры направленный, не видящий собеседника, взгляд мечтателя, «лунатика томного, пленника наваждения», и добродушие и жестокость, и деликатность и грубость, и лукавство и беспечность, и веселый задорный смех, и пронзительная грусть, и что-то изящное, благородное и смелое, и что-то детское, застенчиво-беспомощное, и удаль, и широта, и озорные огоньки в глазах, и во всем что-то неуловимо родное, ласковое, русское, любимое.
Широкоплечий, коренастый человек среднего роста с неизгладимыми следами стройной военной выправки. Как Ромашов, «всегда подтянут, прям, ловок и точен в движениях». Да, точность в движениях изумительная, чисто звериная. Но самое замечательное у Куприна — это взгляд, когда он впервые смотрит на человека. Никогда не забуду первого его быстрого взгляда, который он на меня бросил. Это продолжалось одно мгновение, какую-то долю секунды, но мне казалось тогда, что это тянется без конца. Острый, сверлящий, холодный и жестокий взгляд вонзился в меня, как бурав, и стал вытягивать из меня все, что есть во мне характерного, всю мою сущность. Говорят, что так же рассматривал людей Лев Толстой. Ощущения в этот момент объекта наблюдения Куприна были не из приятных. Если бы пыль, втягиваемая в трубу пущенного в ход пылесоса, могла чувствовать, то ее ощущения, вероятно, были бы похожи на мои...»
Сразу же дополним эти впечатления воспоминаниями Лидии Арсеньевой: «Куприн обладал удивительной способностью как-то по-детски радоваться, и эта черта его характера очень трогала, в ней сказывалась чистота сердца и непосредственность. Впрочем, кто, кроме Куприна, смог бы написать его странную, грязную «Яму» и суметь подойти к этой «Яме» с глубокой душевной чистотой?..
Куприн не выносил парадных выездов, приемов и очень любил простые незамысловатые развлечения: любил ходить в цирк, любил ходить с нами собирать грибы в соседнем сосновом лесу, и собирал же с увлечением, с истинно спортивным азартом, стараясь собрать больше, чем другие. По вечерам мы часто играли в «шарады», и у Куприна оказались поразительные актерские способности. Никогда не забуду Куприна, обучающего нас изобразить (без грима) богиню Кали, придуманную им самим — «Калиостро». А финал шарады — ее «целое», т.?е. Калиостро, Куприн играл сам и действительно создал образ хитрого, лукавого мага-чародея...
Он любил и понимал животных, не наделяя их человеческими побуждениями и психологией, вникал в их мир и сердце. Благодаря дружбе Куприна, в дореволюционной России, с цирковыми укротителями, клоунами, Куприн «встречался и был другом» (его выражение) со львами, слонами, обезьянами, леопардом и с пантерой. «Дружба с леопардом и пантерой, — говорил Куприн, — научила меня понимать собачью психологию и относиться к ней с уважением, т.к. я вижу, какой огромный путь самосовершенствования проделала кошка от ее предков до наших дней, но не потеряла своей индивидуальности».
Казалось бы, набор нестандартных качеств, не обычных, не ожидаемых, особенно для устоев общества дореволюционного времени. Конечно, мы могли бы добавить и другие свидетельства. Например, о сложных отношениях писателя с алкоголем (от одной рюмки он становился заносчивым, драчливым) и любви к дракам даже в трезвом состоянии. Молодость прошла в битвах... Но не все из них были случайными. Современники вспоминают, как однажды писатель Ладинский сказал, что не понимает «Гранатовый браслет», так-как фабула — «неправдоподобна». Об этом вспоминала та же Арсеньева.
«— А что в жизни правдоподобно? — с гневом ответил Куприн. — Только еда да питье да все, что примитивно. Все, что не имеет поэзии, не имеет Духа. «Гранатовый браслет» — быль. Вы можете не понимать, не верить, но я терпеть этого не буду и не могу. Пусть вы чином постарше меня — это не имеет значения, я вызываю вас на дуэль. Род оружия мне безразличен...
— Если я останусь жив, то из меня сделают второго Дантеса, — пробурчал Ладинский».
«Надо не киснуть за книжкой, а толкаться среди людей, шляться по лесам, траву жрать!»
Конечно же, стоит здесь вспомнить о корнях Куприна. Он родился в 1870 году в Пензенской губернии в семье чиновника. Мальчик рано потерял отца и переехал с матерью и братьями в Москву. Из-за сложного финансового положения семьи он был определен в Разумовский пансион для сирот. В 1887 году Александр Куприн поступил в Александровское военное училище, а после его окончания четыре года служил в пехотном полку. Когда ему было двадцать четыре, он оставил военную службу. Несколько лет искал себя в разных сферах деятельности и городах. Это были странствия и познание жизни, которые потом так пригодились Куприну для его рассказов. Случай познакомил его с уже популярным Иваном Буниным, который помог молодому человеку устроиться на работу секретарем в петербургский «Журнал для всех» и договориться о публикации его рассказов. Бунин вспоминал: «Это было давно — когда я только что узнал о его существовании, впервые увидал в «Русском богатстве» его имя, которое все тогда произносили с ударением на первом слоге, и этим ударением, как я видел это впоследствии, почему-то так оскорбляли его, что он, как всегда в минуты гнева, по-звериному щурил глаза, и без того небольшие, и вдруг запальчиво бормотал своей обычной армейской скороговоркой, ударяя на последний слог:
— Я — Куприн и всякого прошу это помнить. На ежа садиться без штанов не советую.
Первые годы нашего знакомства чаще всего мы встречались в Одессе, и тут я видел, как он опускается все больше и больше, дни проводит то в порту, то в самых низких кабачках и пивных, ночует в самых страшных номерах, ничего не читает и никем не интересуется, кроме портовых рыбаков, цирковых борцов и клоунов... В эту пору он особенно часто говорил, что писателем он стал совершенно случайно».
Правда, то, что в понятии чистоплотного и изнеженного Бунина было «опуститься», в жизни Куприна считалось совершенно нормальным. Общение с простыми людьми, погружение в какую-то профессию, абсолютная неприхотливость. Но, конечно, о том, что он стал писателем случайно, хитрил. Хотел печататься и пробивался сложно.