Искусство не быть Гретой: как России извлечь пользу из Парижского соглашения по климату
Присоединение России к Парижскому соглашению не только не угрожает развитию ее топливно-энергетического комплекса, но и может стать фактором модернизации — но лишь в том случае, если на место эмоций и кампанейщины придет прагматичное отстаивание национальных интересов
Прошлая неделя принесла сразу два события, ненадолго всколыхнувшие интерес публики к вопросам изменения климата. И если выступление шведского подростка Греты Тунберг с трибуны Генеральной ассамблеи ООН относится скорее к жанру эксцентрики и не заслуживает серьезных комментариев, то присоединение России к Парижскому соглашению по климату, несомненно, требует прояснить несколько немаловажных моментов.
О чем говорится в Парижском соглашении?
Широкая общественность представляет себе содержание Парижского соглашения в самых общих чертах: люди лишь знают, что там говорится о климате, глобальном потеплении и снижении выбросов парниковых газов. Некоторые к тому же, не вдаваясь в различия между Парижским соглашением и Киотским протоколом, полагают, что речь там идет о квотировании выбросов и механизме торговли квотами.
На самом деле Парижское соглашение 2015 года — стратегический документ, имеющий несколько важных преимуществ перед предшествовавшим ему Киотским протоколом (1997). Одно из них состоит в том, что Киотский протокол — как и кампания шведской школьницы — полностью сосредоточен на проблеме выбросов. Напротив, Парижское соглашение ставит три равновеликие задачи.
187 стран, включая Россию, ратифицировали договор, однако «мелкий шрифт» туда пока не вписан.
Первая задача — снижение выбросов парниковых газов. Вторая задача — поглощение парниковых газов, уже накопленных и накапливаемых в атмосфере. Модельные расчеты Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК) показывают, что даже если полностью выполнить обязательства стран согласно Парижскому соглашению, задача контроля над изменением климата будет решена лишь на треть, и что для достижения цели удержания потепления климата в пределах 2оС (а лучше 1,5оС) за столетие по сравнению с доиндустриальной эпохой надо ежегодно изымать из атмосферы минимум 10 млрд тонн углерода. Главный «поглотитель» углерода — леса. Вопрос оценки их потенциала поглощения, особенно российских лесов — предмет большой и острой дискуссии. Третья задача — адаптация населения и экономики к глобальным изменениям климата, которая Парижским соглашением определена равнозначной с задачей сокращения выбросов парниковых газов. В период после Киотского протокола значение адаптации явно недооценивалось, как институционально, так и финансово. Если сравнить расходы стран и международных финансовых институтов на программы и меры адаптации и снижение выбросов, соотношение будет колебаться от 1:5 до 1:10. В соответствии с установками Парижского соглашения этот дисбаланс должен быть устранен.
Таким образом, текст соглашения, принятого в декабре 2015 года, сбалансирован и достаточно гибок, что естественно для рамочного документа. Однако последнее обстоятельство подразумевает необходимость детализации механизма его исполнения (так называемые модальности соглашения) конкретными государствами, а в деталях известно кто скрывается. «Модальности» соглашения сейчас являются предметом переговоров, и не исключено, что важные документы будут приняты на очередной встрече в рамках Рамочной конвенции ООН по климату в Чили в декабре этого года. Сегодня ситуация выглядит так: 187 стран, включая Россию, ратифицировали договор, однако «мелкий шрифт» туда пока не вписан.