Принятие неизбежного
Как российский бизнес погружался в новую экономическую реальность.
Двадцать четвертого февраля под огромным куполом Кремлевского Екатерининского зала собрались без малого четыре десятка крупнейших российских бизнесменов. Как правило, встречи президента с бизнесом проходят за общим круглым столом в атмосфере, приближенной к дружеской. В этот раз все было иначе. Гости были явно напряжены, а рассадка (стулья в два ряда у кромки зала) скорее напоминала зрительный зал, а не площадку для обмена мнениями. У противоположной стены, на десятиметровом отдалении стоял одинокий стол с президентским штандартом позади. «К сожалению, наша встреча с вами проходит в, мягко говоря, нестандартных условиях», — констатировал Владимир Путин, заняв свое место.
Ранним утром этого дня российский президент объявил о проведении «специальной военной операции» на Украине. Запад ожидаемо отреагировал санкциями. Впрочем, осознать масштаб бедствия российский бизнес смог не сразу. Ограничения, которые вначале казались косметическими, в конце концов поразили всю экономику. Участники списка Forbes на глазах теряли состояния, репутацию и личное имущество. Forbes проследил, через какие стадии принятия неизбежного прошло российское бизнес-сообщество.
Отрицание
За три дня до этого в парадных интерьерах Екатерининского зала побывали еще более редкие гости — главы Донецкой и Луганской народных республик. С ними Путин подписал указы о признании независимости ДНР и ЛНР, перед этим обсудив этот вопрос здесь же с членами Совбеза. «Это начало российского вторжения на Украину», — решил президент США Джо Байден и анонсировал «блокирующие» санкции для России. Самые жесткие ограничения коснулись государственных ВЭБ.РФ и Промсвязьбанка.
«Рынки ответили, пожав плечами», — написал американский журнал Fortune. Российская реакция тоже была сдержанной. «Это был абсолютно вегетарианский вариант», — говорит Forbes инвестбанкир. Резонанс вызвали разве что британские санкции против банка «Россия» друга Путина Юрия Ковальчука. Англичане ошиблись в реквизитах — вместо Санкт-Петербурга прописали его по адресу Центробанка, в Москве на Неглинной, 12. Видимо, перепутали банк «Россия» и Банк России, съязвил один из собеседников Forbes, добавив, что санкции против ЦБ стали бы «настоящим кошмаром».
Возможность проведения «военной спецоперации» на Украине тоже никто из собеседников Forbes всерьез не воспринимал. «Я не верил и убеждал других: ну какое наступление, вы чего?» — делится миллиардер, сколотивший состояние в финансовой сфере. «Понятно, что следующим этапом будет присоединение [ДНР и ЛНР] — сценарий озвучил [директор Службы внешней разведки Сергей] Нарышкин. Но переход границы и полное подтверждение американских пугалок — это был шок», — признает инвестбанкир. «Это даже не переворот шахматной доски, это как выйти из комнаты, где играют в шахматы, и напоследок бросить туда гранату», — говорит топ-менеджер крупного логистического холдинга.
Новости о «спецоперации» обвалили фондовый рынок. Впрочем, повестка встречи бизнеса с Путиным 24 февраля (ее озвучил глава РСПП Александр Шохин) мало отличалась от «постковидной» — все те же поддержка инвестпроектов, криптовалюты и импортозамещение. Знакомый нескольких участников той встречи списывает это на шок: «Такой нормальный психиатрический шок, как описано в учебниках. Люди в целом потерялись». США и ЕС вновь ударили по банкам. В этот раз под жесткие санкции попали не только госбанки, но и частный Совкомбанк. Ограничения нацелены на 80% всех банковских активов в России и повлекут за собой «долгосрочные последствия для российской экономики и финансовой системы», предупреждал американский Минфин.
В России ограничения снова восприняли довольно легкомысленно. Видимо, Запад наказал Совкомбанк за приставку «совком» — «Soviet communistic», шутил сотрудник банка. Иронию вызвало и то, что американцы включили в черный список бывшую «дочку» Совкомбанка, которую еще в мае 2021 года приобрел маркетплейс Ozon. В зону турбулентности угодил и основанный Алишером Усмановым холдинг USM, когда под санкции попала созвучная ему компания «ЮЭСЭМ» из орбиты Совкомбанка. Подчиненные Усманова ринулись успокаивать иностранную общественность.
Военные действия ограничили авиасообщение в зоне конфликта и судоходство в Азовском море. «В остальном все едет. Суда заходят, корабли отгружаются, платформы заполняются», — бодро рапортовал топ-менеджер крупного логистического холдинга. «A la guerre comme a la guerre!» — хорохорился совладелец российской авиакомпании. «Настроение отличное, мы всех победим!» — вторил ему конкурент. Тем временем США и ЕС готовили новый удар.
Гнев и торг
«Подождите, ну пока у нас ничего не произошло с вами, пока у нас что произошло-то?» — недоумевал пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, когда журналисты спросили про меры по поддержке экономики и населения. Что бы ни думал Песков, 28 февраля ситуация перестала быть просто напряженной. ЦБ был вынужден прекратить валютные интервенции, после того как ЕС и США заморозили его международные резервы. Это привело к обвалу рубля и панике среди населения. Чтобы стабилизировать курс, ЦБ в два раза поднял ключевую ставку, до 20% годовых, а Минфин обязал экспортеров продавать 80% валютной выручки. «Подъем ставки, обязательная продажа валюты — это первый тест на то, за чей счет реально будет этот банкет», — раскритиковал действия властей миллиардер Олег Дерипаска. «Они [власти] не владеют ситуацией, не знают, как работает промышленность. Ни к чему они не были готовы», — негодовал сосед Дерипаски по списку Forbes. И готовился к тому, что банки поднимут ставки по кредитам вслед за ЦБ. Так и случилось. «Лизинг стоит 30%, факторинг — 25%, хотя стоили 8–9%», — возмущался спустя несколько дней владелец нефтесервисной компании. Хуже всех придется тем, у кого долг в валюте, отмечал крупный федеральный девелопер, довольный тем, что успел разместить облигации в рублях за несколько дней до «спецоперации». Впрочем, у собеседника Forbes хватало забот — материалы подорожали на 30%. «Когда спрашиваешь почему, отвечают: неважно. Хотите берите, хотите нет. Это первая реакция — испуг, ажиотаж и желание содрать как можно больше денег», — сокрушался он.