«Талибан»**: реванш или перезагрузка?
Готова ли террористическая организация «Талибан» взять власть в Афганистане и стать цивилизованным рукопожатным политическим партнером
Террористическое движение «Талибан» ведет активное наступление по всему Афганистану: под его прямым или ситуативным контролем находится до двух третей территории государства. В способность афганского правительства противостоять растущей угрозе уже мало кто верит.
Тем временем делегация талибов в очередной раз приезжает в Москву для диалога с российским МИДом, ведет официальные консультации с США, Китаем и лидерами Ближнего Востока. Вне зависимости от положения официального Кабула важно учитывать и принимать в расчет интересы талибов. А для этого необходимо понимать, что представляет собой это движение, каких идей придерживается, каким видит свое будущее и будущее Афганистана.
Многие не сомневаются в победе «Талибана» и пытаются просчитать, как будет строиться взаимодействие с новой властью. Но молниеносная война у талибов не получится
Откуда взялся «Талибан»
Движение «Талибан» возникло в первой половине 1994 года в южной провинции Кандагар и по большей части состояло из студентов исламских религиозных школ медресе, созданных для афганских беженцев в Пакистане (в переводе с пушту «талибан» значит «студенты»). В основном в движение входили пуштуны, мусульмане-сунниты, среди которых оно быстро набрало популярность.
Движение зародилось в ответ на политический вакуум и деградацию страны после вывода советских войск, получило поддержку внешних спонсоров (чаще всего к таковым причисляют Саудовскую Аравию и ОАЭ) и воспользовалось бесконечными военными столкновениями между коалиционным правительством моджахедов (так называемый Альянс семи) и отрядами полевого командира Ахмад Шаха Масуда.
Военным активом движения стали в том числе бойцы и командиры, подготовленные спецслужбами США. Всего около тридцати тысяч человек были натренированы американцами для борьбы с советской армией. Многие встали на сторону «Талибана», когда его деятельность перестала отвечать стратегическим интересам Вашингтона.
В 1995 году талибы взяли под контроль треть территории Афганистана, а годом позже заняли столицу. С падения Кабула началась пятилетняя история Исламского эмирата Афганистан — шариатского государства, управляемого «Талибаном». В отдельных слоях населения талибам были рады. Поначалу они несли мир, стабильность, ликвидировали коррупцию и беззаконие, способствовали торговле.
На смену хаосу пришел жесткий шариат со смертной казнью, запретом искусств, технологий, кино. Женщинам запретили учиться и обязали полностью закрывать тело в публичных местах, мужчинам — обязательно носить бороду. Этот период характеризуется полной деградацией всех светских институтов, падением благосостояния и образованности среди местного населения, а также резким всплеском смертности во всех возрастных категориях.
Не пошла на пользу международному имиджу талибов и борьба с древними памятниками для пресечения идолопоклонства. У многих стоят в памяти кадры взорванных статуй Будды в комплексе буддийских монастырей в Бамианской долине.
Против власти «Талибана» выступил Северный альянс — коалиция таджиков (Ахмад Шах Масуд, Бурхануддин Раббани) и узбеков (Абдул-Рашид Дустум), поддерживаемая в том числе Россией, а в 2001 году к ним присоединилась антитеррористическая коалиция во главе с США. Талибы отказались выдать лидера «Аль-Каиды»** Усаму бен Ладана, обвиненного в организации терактов 9/11 в Нью-Йорке.
Разбитые талибы частично ушли в подполье, а частично отступили в Пакистан, на территории которого к 2004 году создали Исламский эмират Вазиристан. Он продолжает де-факто оставаться главной опорной базой движения. Тем не менее с уходом части боевиков в Пакистан интенсивность деятельности талибов на территории Афганистана снизилась незначительно. Они продолжили воевать как с правительственными войсками, так и с международной коалицией.
Эта борьба продолжалась вплоть до вывода американского контингента из Афганистана в 2021 году. Теперь «Талибан» развернул интенсивное наступление, задействовав до 80% своих сил, и фактически зажал правительственные территории в кольцо. Мир замер в ожидании возвращения талибов в Кабул. Но не преждевременны ли эти опасения?
Текущая структура и численность движения
Следует понимать, что «Талибан» не монолитная и не линейная структура. Движение состоит из большого количества отрядов, мини-альянсов подвижного типа (то есть крупных отрядов, созданных несколькими полевыми командирами для решения локальных задач), перебежчиков, иностранных добровольцев, а также «сочувствующих» (лиц, не принимающих активного участия в боевых действиях, однако обеспечивающих функционирование органов власти — например, судебной системы) из числа местного населения. Отряды объединяются по этническому или религиозному принципу.
Этнический фактор наиболее важен. Так, согласно The Asia Foundation, пуштуны на данный момент составляют порядка 53% населения Афганистана. Вторая по численности народность — таджики (23%), следом идут хазарейцы (10%) и узбеки (9%). Остальная часть населения состоит из малых этнических групп (аймаков, туркмен, белуджей и др.).
Наибольшее влияние «Талибана» наблюдается именно в пуштунских районах, в то время как узбекские, таджикские и хазарейские районы оказывают талибам более серьезное сопротивление. Впрочем, даже там можно встретить ячейки «лоялистов».
Этим обусловлен и существенный разброс оценок числа сторонников движения — от 45 тыс. до 70 тыс. человек. Число полевых командиров, участвующих в принятии решений, варьирует от 70 до 200 человек: некоторые из них просто не ладят друг с другом. Все это делает приоритеты движения (особенно на локальном уровне) труднопрогнозируемыми, а любые договоренности с ним — шаткими.
Тем не менее решение крупных задач требовало создания централизованных структур, определяющих генеральную линию движения. Так появились постоянные службы, подчиненные непосредственно лидеру «Талибана»: разведка и контрразведка, собственный «банковский сектор» (на деле — группа доверенных лиц, распределяющих потоки поступающего извне финансирования), служба подготовки новобранцев, департамент пропаганды, судебный (совокупность шариатских судов) и медицинский сектора. Все вышеперечисленные структуры, однако, не имеют четкого институционального оформления и устроены так же, как и у других террористических группировок (в частности, ИГИЛ** и «Аль-Каиды»).
Отдельно стоит выделить действующий в катарской Дохе политический офис «Талибана», который фактически выполняет некоторые функции министерства иностранных дел и ведет переговоры не только с официальными лицами Афганистана, но и с представителями других стран. Фактически «Талибан» является единственной международной террористической организацией, осуществляющей дипломатические сношения с постоянными членами Совета Безопасности ООН.
На данный момент лидером движения является Хайбатулла Ахундзада, занимающий этот пост с 2016 года. По совместительству он является главой Исламского эмирата Вазиристан. О нем, как и о большинстве ключевых фигур «Талибана», известно мало, а доступная информация противоречива. Имя его ближайшего советника — Абдул Гани Барадар (мулла Барадар Ахунд); он обеспечивает связь между афганскими полевыми командирами и Вазиристаном.
«Талибан» и его государственная модель
Внутриполитическая программа движения не претерпела значительных изменений с момента его триумфа во второй половине 1990-х. Сами талибы позиционируют себя как законную власть, на короткое время оттесненную «оккупантами и отступниками», а массированное наступление, в ходе которого гибнут гражданские лица, — это вынужденная мера для спасения отечества.
Ключевое обвинение, выдвигаемое сторонниками движения светским афганским властям, — «развращение» населения, которому талибы стремятся как можно скорее положить конец. Фактически они намерены вернуть государство «к истокам», то есть к положению 1996–2001 годов. Это косвенно подтверждается сообщениями, поступающими из занятых талибами провинций: боевики вновь вели запреты на западную музыку и кино, азартные игры (и даже шахматы), фастфуд, нижнее белье.
Вновь существенно ухудшилось положение женщин: в соответствии с новыми нормами им запрещено передвигаться по улицам без сопровождающего лица мужского пола, работать в образовательных и медицинских учреждениях, получать образование, водить машину.
Важно подчеркнуть, что ввиду специфики движения его управленческая модель плотно завязана на фигурах амиров — губернаторов занятых провинций. Как правило, это полевые командиры или их доверенные лица, наделенные широким кругом полномочий.
Большую роль также играют кади (шариатские судьи). Они имеют влияние на все сферы жизни конструируемого талибами общества. Кроме того, в «прифронтовых» зонах вполне возможно наличие сразу двух амиров — военного (как правило, это самый влиятельный из боевиков) и гражданского (уважаемый местный житель). Это некое подобие разделения властей, однако гражданский амир полностью подчинен военному.
Острым для талибов остается вопрос о создании централизованных органов власти, подчиненных непосредственно лидеру движения. Талибы неоднократно пытались сформировать на подконтрольных территориях постоянно действующие институты, однако по мере бюрократизации те становились громоздкими и неудобными, их распускали и меняли на простые и менее значительные структуры.
Большинство талибов исповедуют ашаризм (суннитская ветвь исламской религиозной мысли). Версия ашаризма, которой придерживаются лидеры «Талибана», отличается высокой степенью авторитаризма и не допускает проявлений мультикультурности: любой, кто не разделяет этих идей, априори считается заблудшим и должен быть подвергнут гонениям.
В последние годы в рядах талибов стало довольно много «исламских пуритан» (салафитов) — сторонников подхода, в рамках которого предписано ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины, а все нововведения (бида) должны подвергаться порицанию. Соседство салафитов и ашаритов (в том числе на руководящих должностях) влияет на особенности выстраивания взаимодействия с населением на подконтрольных территориях.
Казна талибов
Отдельного внимания заслуживает выстроенная талибами финансовая система. Принято считать, что ее основой является наркоторговля, однако это не совсем верно — на эту статью приходится лишь 45% доходов. Деятельность движения серьезно подпитывается за счет процентных отчислений от торговых операций и таможенных пошлин, взимаемых в контролируемых талибами районах, продажи оружия, боеприпасов и других трофеев, пожертвований спонсоров.
Необходимо также обратить внимание на горнодобывающую отрасль. На данный момент «Талибан» ведет добычу в четырнадцати афганских провинциях, получая благодаря этому от 10 до 40 млн долларов ежегодно. Суммарный же годовой «бюджет» движения, по оценкам специалистов ООН, превышает 1,8 млрд долларов, что сопоставимо с годовым бюджетом Гамбии.
Если же говорить о расходах движения, то большая их часть (70–75%) уходит на финансирование военных операций против афганского правительства. Остальные средства распределяются между руководителями контролируемых провинций и, как правило, направляются на хозяйственные нужды. Незначительный остаток (до пяти процентов) распределяется по резервным счетам и формирует своего рода «подушку безопасности» на случай, если положение движения резко ухудшится. Подобной схемы распределения благ талибы придерживаются уже много лет.
С другой стороны, не стоит считать, что за прошедшие с момента разгрома Исламского эмирата в 2001 году «Талибан» ничему не научился. Конечно, столповые идеи (например, борьба с «извращающим западным влиянием»), разделяемые большинством командиров, изменений не претерпели, однако в остальном наметилось некоторое смещение акцентов.
В первую очередь на передний план вышла идея, что «Талибан» не должен обрывать связи с мусульманским миром (в том числе с вестернизированными странами Ближнего Востока), загоняя себя в изоляцию. Во-вторых, впервые за долгое время талибы прямым текстом обратились к другим странам с просьбой вывести движение из-под санкций.
Вероятнее всего, такое решение продиктовано стремлением укрепить на международном уровне авторитет «Талибана» в качестве легитимной политической силы, а также не допустить сворачивания крупных инвестиционно-логистических проектов, ориентированных на Афганистан (например, одной из веток китайского проекта «Один пояс — один путь»).
Кроме того, талибы дали понять, что не намерены использовать Афганистан в качестве плацдарма для глобального джихада. Согласно позиции, обозначенной на недавних переговорах в Москве, их интересы ограничиваются исключительно возвращением контроля над страной — при этом об альянсе с другими радикальными группировками (например, с ИГИЛ) речи не идет. Напротив, «Талибан» намерен всячески препятствовать деятельности джихадистов на своей территории, а также готов делиться данными о террористических ячейках со спецслужбами соседних государств.
Разрыв с глобальным исламистским подпольем обусловлен возросшими трениями между «Талибаном» и другими террористическими группировками. Талибы в большинстве своем не разделяют идей, которые продвигаются иными радикалами. В частности, не считают целесообразным проект создания глобального халифата, на котором настаивают лидеры ИГИЛ.
Даже «Аль-Каида», с которой «Талибан» связывали давние союзнические отношения, в последние годы все дальше от симпатий афганцев. Руководители талибов неоднократно заявляли, что нынешние лидеры «Аль-Каиды» ведомы лишь жаждой наживы, а не желанием защитить исламский мир от окончательного морального разложения, ввиду чего их можно считать такими же отступниками, как и идолопоклонников. Конечно, отдельные полевые командиры «Талибана» продолжают поддерживать контакт с ячейками «Аль-Каиды» и оказывать им поддержку в обмен на поставки оружия и рекрутов, однако такое поведение серьезно порицается лидерами движения.
Если раньше «Талибан» поддерживал и чеченских командиров, и «Аль-Каиду», то к середине 2010-х основной целью стала «имиджевая перезагрузка» и установление официальных отношений с другими странами
Концепция внешней политики «Талибана»
Внешнеполитическая деятельность «Талибана» с годами становится все более активной. Изменились и ее приоритеты. Если в начале 2000-х годов движение делало ставку на формирование некоего «исламистского лагеря», поддерживая в том числе чеченских полевых командиров и боевиков «Аль-Каиды», то к середине 2010-х этот внешнеполитический приоритет был постепенно вынесен за скобки, а основной целью стала «имиджевая перезагрузка», предполагающая в том числе установление официальных отношений с другими странами. Руководствуясь этой идеей, талибы в разное время пытались инициировать переговоры с государствами Центральной Азии, искали поддержку в Африке и Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Ключевым успехом дипломатии талибов стал консенсус с США в 2020 году. В соответствии с достигнутыми договоренностями западная антитеррористическая коалиция получила возможность беспрепятственно покинуть Афганистан, в то время как талибы взяли на себя обязательство противодействовать радикальным группировкам на территории страны. Это соглашение подвело черту под десятилетним переговорным процессом, инициированным еще при президенте Бараке Обаме.
Центральное место во «внешнеполитической доктрине» «Талибана» занимает Пакистан. Исламабад одним из первых официально признал режим талибов и оказывал им помощь, а само движение долгое время служило проводником его интересов. Сегодня приход талибов к власти выгоден пакистанским властям, поскольку открывает путь к ресурсам Центральной Азии, а также делает более рентабельным проект газопровода Туркмения — Афганистан — Пакистан — Индия (ТАПИ), планы создания которого появились еще в 1990-х годах.
Важны для «Талибана» и добрососедские отношения с Китаем. Учитывая, что с Афганистаном граничит Синьцзян-Уйгурский автономный район, населенный преимущественно мусульманами, для Пекина стратегически интересно, чтобы талибы взяли на себя обязательство не поддерживать радикально настроенных уйгуров. Важность этого обязательства осознают и сами талибы: учитывая, что Китай рассматривает Афганистан как важное звено проекта «Один пояс — один путь», сотрудничество с Пекином может укрепить международный авторитет движения, а китайские инвестиции станут залогом выхода страны из затяжного кризиса.
Несколько обособленно в этом списке стоят Россия и Иран. Обе страны нейтрально относятся к «Талибану» и даже (как показали события последнего года) готовы признать в нем легитимную политическую силу, однако только при условии, что движение сможет эффективно противодействовать религиозному радикализму, а также обуздать идущий из Афганистана наркотрафик.
Разумеется, второй пункт мало отвечает интересам талибов, однако большинство командиров понимают, что уступки в перспективе могут поспособствовать ускорению переговорного процесса, а также станут залогом снижения давления со стороны международных организаций, в частности ОДКБ и ШОС.
Куда идет «Талибан»?
На фоне происходящих в Афганистане событий вопрос «что будет дальше?» звучит все чаще. Многие уже не сомневаются в победе «Талибана» и пытаются просчитать, как будет строиться взаимодействие с новой властью.
Тем не менее на практике ситуация гораздо сложнее. Во-первых, перерастания информационной войны в реальную «молниеносную», несмотря на браваду пропагандистов, не случилось: наступление «Талибана» идет не так быстро, как хотелось бы его лидерам. На данный момент большинство крупных населенных пунктов (включая столицу), а также многие значимые логистические узлы контролируются правительственной армией, а афганским силовикам удалось нанести боевикам несколько болезненных поражений в ряде провинций.
Кроме того, наступление по широкому фронту выявило разногласия между полевыми командирами «Талибана». В какой-то степени этим объясняется неготовность талибов сражаться за крупные города: приток добровольцев из-за пандемии снизился, а вербовать в движение местных пуштунов командиры не всегда успевают.
Важным сдерживающим фактором для движения является неоднозначное отношение местного населения. Даже в пуштунских районах «Талибан» поддерживают от 50 до 75% местных жителей. В провинциях, где доминируют другие этносы, боевики популярностью не пользуются. Многие афганские силовики отступают именно в эти районы, соединяясь с местными ополчениями.
Последним, к слову, в перспективе может оказать содействие Турция, чьи военные специалисты по-прежнему находятся на территории Афганистана. В этом случае возрастет влияние Анкары не только на таджикские и узбекские диаспоры на территории Афганистана, но и на сами страны, где уже много лет продвигается идея Великого Турана (общего пространства тюркских народов, объединенных под покровительством Турции).
Опасность для талибов представляют и многочисленные мелкие группировки, лояльные Ирану. Видя усиление радикалов, Тегеран вполне может направить отряды против боевиков, тем самым оттянув часть их сил с других участков фронта. Война на несколько направлений (особенно борьба с прокси) не отвечает интересам «Талибана», а потому лидеры движения, скорее всего, попытаются избежать конфликта с крупными региональными игроками.
С другой стороны, многие талибы и сами понимают, что текущий негативный имидж движения не способствует укреплению его власти в стране. Резкий всплеск миграции, неоднозначные отношения движения с террористическими группировками, нарушение базовых прав и свобод человека, радикализм и нетерпимость — все это превращает режим талибов в потенциальную угрозу для региона в глазах лидеров других государств.
Не исключено, что «Талибан» в какой-то момент попытается пойти по пути «Фатх» и официально откажется от террористических методов борьбы в пользу открытого сотрудничества с миром (первые намеки на это уже были сделаны в ходе визита делегации движения в Москву). Конечно, определенная часть боевиков продолжит придерживаться тактики насильственной борьбы, образовав тем самым «военное крыло» организации, однако «умеренные» талибы могут сформировать коалиционное правительство, в которое войдут и представители движения, и светские политики.
Подобный сценарий многие считают идеалистическим: опыт американского проекта межафганского урегулирования (2019–2020) показал, что талибы довольно плохо соблюдают договоренности (что обусловлено спецификой организации движения), а также редко просчитывают свои планы на долгосрочную перспективу (максимальный отрезок планирования, как правило, составляет три года). По этой причине обстановка на границе с Афганистаном (даже несмотря на обещание «Талибана» не устраивать экспансию в соседние страны) в любом случае требует повышенного внимания России и соседних государств.
*Политический консультант, директор Уральской ассоциации молодых ближневосточников при УрФУ имени Б. Н. Ельцина.
**Перечисленные организации признаны террористическими, их деятельность запрещена на территории РФ.
Фото: Mirwais Khan/ AP/TASS; Stringer/ТАСС
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl