«Мы не Intel»
Генеральный директор Baikal Electronics — о новом процессоре, захвате российского рынка и планах освоения техпроцесса семь нанометров
Компания Baikal Electronics представила второй процессор линейки Baikal — BE-М1000 или «Baikal-М». Это система на кристалле, выпускаемая по техпроцессу 28 нм на архитектуре ARM. Фирма ARM не занимается производством процессоров, а продает лицензии двух уровней: права на готовое ядро (как сделали в Baikal Electronics) или на всю микроархитектуру ARM c возможностью дальнейшей доработки (так делает, например, Apple).
Пока чип проходит испытания, начать серийное производство планируется во второй половине следующего года. Техпроцесс 28 нм был освоен в мире еще в 2010 году, а ядра ARM Cortex-A57 (в «Baikal-М» их восемь) появились шесть лет назад. Но Baikal Electronics есть чем порадовать потенциальных заказчиков. Предполагается, что процессор, который имеет широкий набор интегрированных коммуникационных интерфейсов, будет востребован в рабочих станциях — там, где используется ПО на базе Linux, — а это то, что связано с государством и хорошая доля корпоративного сектора.
О том, как создавался «Baikal-М», интересуются ли им заказчики и когда ждать дальнейших успехов в отрасли мы беседуем с генеральным директором Baikal Electronics Андреем Евдокимовым.
— Перед интервью мы почитали, что пишут про вас на различных форумах, профильных и не очень…
— Хорошее?
— Есть такой анекдот, про объявление: «Пропала собака. Колли. Рыжая. Сука. Тварь. Сволочь! Ненавижу эту страну!» Дискуссии о вашем процессоре сводятся примерно к этому — «ненавижу эту страну». Как вы думаете, почему?
— Это обычная история. Все привыкли, что ничего работоспособного в стране нет, что мы ничего толкового произвести не можем: это либо совсем война-война, либо ничего. Плюс есть завышенные ожидания, что если уж что-то и делать, то делать лучше всех в мире. Соединив эти два фактора, получаем такой результат. Но должен сказать, что комментарии бывают и здравые, когда люди говорят, что мы сделали нормальный понятный продукт и не пытаемся изобразить, что он может всё лучше всех и что он дешевле всех.
— А сами вы как считаете? Что вы сделали по сравнению с мировыми аналогами?
— У нас, конечно, есть мнение, но оно предвзятое. Мы не говорим, что это какой-то великий процессор и что он лучше топовых «Интелов». Это производительный процессор, очень хорошо интегрированный. На базе него можно делать рабочие станции, которым не требуется экстрапроизводительность. Условно говоря, если вы будете на рабочей станции запускать сложные инженерные пакеты, то вам производительности Baikal-M будет мало. А если вы работаете в офисных приложениях: проверяете почту, пишете письма, редактируете документы, для чего и используется 95 процентов рабочих станций, — то этого вам будет более чем достаточно.
Таких систем в России не делали
— Каков был объем финансирования проекта и каковы источники финансирования?
— Об источниках могу рассказать, а сколько стоило — не могу.
— В СМИ говорили о 1,9 миллиарда рублей.
— Порядок цифр правильный. Плюс-минус так. Два основных источника финансирования разработки Baikal-M — инвестиция со стороны Фонда инфраструктурных и образовательных программ «Роснано» и поддержка Минпромторга в виде субсидии.
— Вы задержались с выходом процессора на год. Почему? И чем вам это грозит? Известно, что, когда Минпромторг давал вам деньги, он прописал некоторые штрафные санкции.
— До Baikal Electronics таких систем никто в нашей стране не делал. Нам приходилось решать много инженерных вопросов, что-то изобретать, придумывать. В процессоре два миллиарда транзисторов. И надо понимать, что процессор — это не только сам по себе кристалл, это еще и корпус, программное обеспечение, промышленное тестирование. То есть это большая комплексная система. Когда мы держим в руках квадратик 40 на 40 миллиметров — это одно, а на самом деле это очень сложный продукт, и задержки были связаны в первую очередь с его инженерной сложностью.
— Но у вас уже был опыт, вы сделали Baikal-T.
— Да, но Baikal-T в четыре раза меньше. Он существенно проще. Но если бы не было Baikal-T, сделать Baikal-M было бы еще сложнее: накопленный опыт был использован при разработке Baikal-M.
— Кстати, какова будет судьба Baikal-T после выхода Baikal-M?
— Это разные процессоры. Под Baikal-T есть широкий ряд продуктов, разработанный партнерами; соответственно, если мы прекратим его поддержку и продажи, то партнеры сильно расстроятся, а мы этого совершенно не хотели бы.
— Понятно. Теперь что касается санкций со стороны Минпромторга за задержку…
— Действительно, у Минпромторга есть право наложить на нас штраф. Мы в диалоге по этому поводу и надеемся, что придем к решению, комфортному для обеих сторон. Проект задержан, но мы рассчитываем, что все его показатели будут выполнены до конца года, и вопрос только в том, какие санкции возможны за смещение сроков, но не за срыв проекта.
— Максимально плохой для вас итог диалога с Минпромторгом какой?
— Штраф в размере 500 миллионов, но я думаю, что такой штраф несоразмерен ущербу. В общем-то, ущерба государственному бюджету как такового нет: деньги потрачены целевым образом, результат есть.
— Насколько вам было в этом проекте комфортно работать с государством?
— Когда вы получаете государственные деньги, это всегда связано с определенными обязательствами. Это не выигрыш в лотерею, это всегда целевые деньги. Когда мы получали эту субсидию, это был первый опыт как для Минпромторга, так и для компании. Поэтому многие организационные вещи вырабатывались в процессе. Сейчас, с учетом накопленного опыта, подобные конкурсы проходят уже существенно легче. В целом я оцениваю переход Минпромторга от заказных НИРов и ОКРов к субсидиям, которые компенсируют половину или даже больше R&D-бюджета, как правильный.
— Baikal-T вы на свои делали?
— Baikal-T делался исключительно на инвестиционные деньги, субсидий от государства не было.
Предзаказов пока нет
— Какова цена нового процессора, будет ли она меняться и почему?
— Я надеюсь, что будет только расти. (Смеется.) Мы сейчас исходим из того, что цена при поставке партии от одной до ста штук в России — 250 долларов.
— Почему цена в долларах?
— Пока, к сожалению, вся себестоимость у нас в долларах.
— Зарплату сотрудникам вы же в рублях платите?
— Да. Я говорю про прямую себестоимость, которая складывается из стоимости производства кристаллов, стоимости корпуса, сборки, тестирования, доставки… Все это номинировано в долларах, соответственно, мы говорим про стоимость в долларах.
— Какая часть этих действий происходит на территории России?
— Пока никакая.
— У вас предзаказы уже есть?
— Пока нет.
— Вы выпустили процессор, на который нет спроса?
— Хорошая постановка вопроса... Мы привыкли, что есть компания Intel, которая производит процессоры. И когда она выпускает процессор, на него уже есть спрос. А мы не Intel. К сожалению, наш путь до заказов существенно дольше. Мы выпустили процессор и отдали на тестирование своим первым основным партнерам — Aquarius, DEPO, «Т-Платформы», iRU. Плюс мы его дали своим партнерам, которые разрабатывают программное обеспечение, — это «РусБИТех», «Базальт СПО», «Открытая мобильная платформа» — разработчик операционной системы Аврора и так далее. Дальше мы ожидаем, что будут выпущены какие-то конечные продукты, и уже эти продукты дойдут до потребителя.
— На какие объемы продаж процессоров вам нужно выйти, чтобы начать отбивать инвестиции?
— Нужно выйти на продажу десятков тысяч, ближе к ста тысячам штук в год.
— Сколько в России сегодня продается такого типа процессоров?
— Миллионы. Мы меряем рынок не в процессорах такого типа, а в рабочих станциях. На рабочих станциях продается от полутора до двух миллионов в год.
— То есть вы планируете для себя незначительную долю и надеетесь, что легко потесните конкурентов?
— Мы надеемся, что эта доля достижима и мы сможем получить ее в прогнозные сроки. Нам на руку играет то, что есть большое количество российского ПО, которое широко используется органами государственной власти, госкомпаниями. Для пользователя появление у него рабочей станции на Baikal-М никаким образом не скажется на его, что называется, user experience. Он как пользовался программными продуктами, которые у них были, так и будет продолжать пользоваться.
— Уточним: это могут быть не только рабочие станции? Оборудование для СОРМ, например, маршрутизаторы, сервера различные?
— Если вы захотите построить сервер на процессоре Baikal-М, мы, конечно, будем очень рады. Но на Baikal-М есть много всего того, что для сервера не нужно. На нем есть аудио- и видеоподсистема, куча интерфейсов, 4K-декодер, графический ускоритель, которые занимают прилично места на кристалле. Решать такую задачу на Baikal-М можно, но, может быть, дороговато. Оборудование СОРМ, сетевое оборудование — тоже можно, но не всегда оптимально.
Самый приоритетный рынок — рабочие станции. Он большой, и процессор создавался именно под него.
— Какие-то еще российские производители процессоров есть на этом рынке?
— Практически нет.
— А процессор «Эльбрус» вам разве не конкурент?
— Это сложно оценивать как конкуренцию. Мы на этом рынке конкурируем с западными процессорами на архитектуре x86, к которой все привыкли и которую все считают золотым стандартом. Все же как хотят? Сделайте нам лучше, чем Intel Core 7, и дешевле в два раза, тогда мы будем покупать. Если будет много разных российских процессоров и они будут использоваться широко, когда российские процессоры займут 50–70 процентов рынка, тогда можно говорить о какой-то конкуренции.
— Относительно процессора «Эльбрус-8СВ» как вы позиционируете свой процессор?
— Мы не проводили никаких сравнительных анализов и вряд ли будем проводить. Мы считаем, что это никакого смысла не имеет. Есть Baikal, он сейчас занимает маленький-маленький рынок, есть «Эльбрус», который занимает тоже совершенно небольшой рынок по сравнению с тем большим рынком, который есть в России. Зачем соревноваться между собой? Мы находимся в одной лодке, мы оба — российские производители процессоров и оба хотим развиваться. Зачем соревноваться между собой, когда есть огромный рынок, который нужно захватывать?
Главное — доверенность
— Ваш процессор доверенный?
— Доверенность — это всегда вопрос сертификации. На данный момент у нас нет бумаги, на которой было бы написано, что Baikal-М — доверенный процессор. Мы в эту сторону будем двигаться, и, как правило, когда мы говорим о доверенности, сертифицируется не сам процессор, а вся система, потому что процессор — это только ее небольшая составная часть, а в системе еще точек утечки может быть много.
— Сертификация — это дорогой и сложный процесс?
— Да. По времени это может занять год.
— Это может удвоить стоимость процессора, да?
— Для конечного пользователя — да. Это обычно и удваивает.
— Производство российских процессоров, что вашего, что «Эльбруса», — это импортозамещение, это «кругом враги и нам нужна своя электроника, куда враг не пройдет». Такая электроника нужна военным, госорганам, там, где нужно сохранение тайны, и это сужает рынок и усиливает конкуренцию между вами.
— Государство уже не сводится к работе с гостайной, секретными материалами и так далее. Вы правы в части, что есть какие-то секретные моменты, но когда мы говорим про государственный рынок в целом, там рынок очень большой. Вопросы доверенности очень тонкие. Если говорить о том, что у нас внутри процессора, мы это знаем, мы знаем все транзисторы, как они устроены, за что они отвечают. Нам говорят: «А вот вам на фабрике что-нибудь подложат». Это невозможно. Если на фабрике что-то подложат, то процессор просто не будет работать, поэтому мы спокойно себя чувствуем. Дальше возникает вопрос, кто более доверенный — «Байкал», или «Эльбрус», или «Комдив», или ЭЛВИС, или еще кто-то. На наш взгляд, это вопрос, с одной стороны, философский, а с другой — опять сталкивает наши компании, которые можно по пальцам одной руки пересчитать, в борьбе за очень узкий рынок. Но даже этот доверенный рынок, о котором вы говорите, — это сотни тысяч устройств в год. Когда мы полностью заберем наш рынок под российский процессор, тогда мы будем его делить. А пока до этого далеко.
— Требование использовать российскую операционную систему вам помогает?
— Конечно. Во-первых, Windows не является российским ПО, не сертифицируется как российское ПО, соответственно, сразу теряет преимущество при поставках. Во-вторых, Windows не запускается на архитектуре «Эльбрус», на архитектуре ARM, на которой мы реализовали Baikal. Поэтому это операционные системы, либо основанные на Linux (Linux, BaseALT, ALT Linux, Astra Linux, Aurora), либо «опенсорсные». Операционных систем, слава богу, в России много, они хорошо развиты и давно поставляются госзакачикам и госкомпаниям. Все к ним привыкли.
Windows — самая взламываемая система, насыщенная вирусами, поэтому наш процессор будет интересен и для корпоративного рынка, объем может быть существенный.
— Вы экспорт рассматриваете?
— Да, конечно. Российский рынок для нас органически проще, потому что мы говорим по-русски и можем с ним очень хорошо коммуницировать. Плюс здесь есть различные способы поддержки. Западный, европейский рынок для нас, конечно, тяжелее, но не снимается со счетов.
— И какие планы?
— Всё, что мы продадим за границу, — это бонус для нас.
В России производства нет
— Почему была выбрана архитектура ARM?
— ARM — это самая большая, самая развитая экосистема, и это единственные хорошие мощные ядра с развитой экосистемой, которые вы можете лицензировать. А лицензировать х86 невозможно.
— Вы говорили, что в России нет производства. Вы всё на TSMC делаете, правильно?
— Да. Кристалл делается полностью на TSMC.
— Есть какие-то особенности взаимодействия с фабрикой?
— TSMC — крупнейший в мире контрактный производитель электроники, у них очень хорошо отлажены процессы, они прекрасно умеют получать на входе нужную информацию, а на выходе давать готовые пластины.
У них два типа сотрудничества. Первый — с крупными клиентами, которые производят миллионы чипов. Второй тип — это небольшие производители, они, как правило, работают через партнеров, которые агрегируют заказы и являются неким таким входным окном. Эти партнеры располагаются по всему миру, и мы, например, исторически начинали сотрудничать с компанией IMEC (Бельгия) и через нее и коммуницируем с TSMC.
— А то, что вы из России, никого не смущает?
— Это абсолютно не проблема. Мы не единственная русская компания, которая производит на TSMC. Процессоры по 40, 28 нм, а тем более по 16 все точно так же производятся на TSMC. «Эльбрус-8С», который вы упоминали, производится там же.
— Существует ли опасность, что США могут эту лавочку вам прикрыть, поскольку даже на тайваньской фабрике используются их технологии?
— Теоретически такой риск есть. Если я вам скажу, что его нет, я вас обману. Насколько он серьезен и как он может реализоваться, оценить сложно. Мы все знаем пример компании Huawei, которая вроде как под американскими санкциями, всё плохо, но производит чипы по самому последнему техпроцессу 7 нм у TSMC и никаких проблем не испытывает.
— Насколько я знаю, TSMC работает на оборудовании АSML, нидерландском…
— Электронная индустрия сейчас самая сложноустроенная индустрия в мире. Мы привыкли, что самая сложная индустрия — это космос, но космическую ракету одна страна самостоятельно сделать может, а современный чип одна страна самостоятельно сделать не может. И это, к сожалению (или к счастью, не знаю), факт. Кроме степпера ASML, который стоит на TSMC, там еще есть много-много всего. Степпер — это самая красивая машина, которая делает литографию, «печатает». Но нужно где-то эти пластины взять. Нужно где-то получить различную химию, газы… Все это кто-то поставляет. Плюс там есть программное обеспечение, роботы, которые всё это двигают… Есть голландская ASML, есть американская Applied Materials, есть французская Air Liquide, японский производитель фоторезисторов… И все это собирается воедино в сложном огромном производстве. И поэтому мы все время хотим получить ответ на вопрос, возможна ли технологическая автаркия. Нет, невозможна.
— Не автаркия. Например, Россия может тоже купить все эти газы, оборудование и сделать собственное производство? Это реально?
— В принципе, реально. И такая задача у государства есть. Но здесь важно понимать, что, если Россия захочет отделиться от всего мира и полностью все делать сама, это, на мой взгляд, практически невозможно. Потратить двадцать лет и на выходе получить чип, устаревший на тридцать лет…
Отрасль сложно устроена. Разделение труда в ней глубокое и такое… мелконарезанное. Надо двигаться дальше по пути увеличения своей доли в этой системе разделения труда. Условно говоря, мы должны делать по мировым стандартам чипы, дальше мы можем, например, делать свои IP-блоки, как двигался Китай. Дальше на этих чипах мы делаем продукты, программное обеспечение. Это занимает существенный объем добавленной стоимости.
Почему производство концентрируется внутри одной фабрики? В шестидесятые годы у каждой компании была своя фабрика и свой техпроцесс. Потом появились разработчики софта, затем выделились производители IP-блоков. Постепенно стало сокращаться количество фабрик. Каждый следующий этап существенно дороже, на порядки дороже, чем предыдущий. Что касается производства, то инвестиции TSMC в 7 нм измеряются десятками миллиардов долларов. И все понимают, что окупить инвестиции можно только при огромном объеме.
Соответственно, России, может быть, нужно не сосредотачиваться на построении собственной суперсовременной фабрики, а построить фабрику, достаточно современную для решения государственных задач, что, собственно, сейчас и обсуждается.
— Что нужно сделать для того, чтобы как можно больше производителей оборудования использовали российские процессоры, российские комплектующие?
— Понятно, что загнать всех в это невозможно, здесь можно только стимулировать. Государство уже сейчас двигается в эту сторону. Правительство выпустило постановление 878, которое дает приоритет российскому оборудованию на конкурсах. Выделяются субсидии на разработки. Есть поддержка российского программного обеспечения. Довольно здравое движение в эту сторону идет. Понятно, что это не произойдет за один год, но постепенно, я думаю, в 2020, в 2021 году, мы увидим хорошие результаты.
Заветные семь нанометров
— В презентации «Т-Платформ» рассказывалось, что есть еще план на Baikal-S (техпроцесс 16 нанометров) и еще более мощный Baikal-Н.
— Разрабатывается. Сроки, конечно, сдвинулись, но я надеюсь, что к концу 2020 года мы уже запустим в производство «Байкал-S».
— А Baikal-Н?
— Baikal-Н — это скорее не процессор, а некий ускоритель высокопроизводительных вычислений. На данный момент дальше концепта пока работа не пошла.
— Планируется субсидия со стороны государства в проект Baikal-S?
— Субсидия на него уже получена.
— И когда он отправится на TSMC?
— Осенью следующего года он поедет на TSMC, соответственно, мы получим его к концу 2020-го — началу 2021-го.
— Сколько будет стоить проект создания Baikal-S?
— Дайте мы его создадим, а потом поговорим.
— По сравнению с Baikal-М дороже, дешевле?
— Подороже, но сопоставимо.
— И он не станет ему конкурентом?
— Нет. Совершенно разные процессоры. Baikal-S — это принципиально другой процессор, он целится на другие рынки — серверные.
— Архитектура ARM, которую вы используете, в Baikal-S тоже будет? Или будет какая-то другая?
— Будет та же архитектура ARM, но сами ядра более производительные.
— То, что это будет по лицензии ARM, помешает вам сертифицировать процессор как доверенный?
— Мы не видим препятствий. Надо понимать, что сама компания ARM много инвестирует в эту сферу. У них есть свои технологии защиты от взломов, некое гарантирование, что будет загружен только доверенный софт, и так далее. Есть, например, такая технология ARM TrustZone, в Baikal-М она у нас полностью реализована. И в Baikal-S она тоже будет реализована.
Мы не видим никаких проблем с безопасностью. Понятно, что всегда можно придумать себе много проблем с безопасностью и дойти до того, чтобы самому металл добыть. Далеко можно зайти в этом вопросе и в итоге не получить ничего.
— Хотелось бы понять, что у нас в России с производством по техпроцессу семь нанометров…
— Baikal-S мы разрабатываем по технологии 16 нанометров. На наш взгляд, технология сбалансирована в плане стоимости, размера, энергопотребления.
Есть технологии, которые долго живут, на них выпускается много чипов. Например, 90 нанометров. TSMC даже строит новые фабрики на 90 нанометров, потому что объем большой, технология дешевая, качественная. На наш взгляд, 16 нанометров тоже удачная технология. А если говорить про семь нанометров, то там технологически сложно всё устроено и пока дорого. Поэтому мы наблюдаем за ее развитием, смотрим в эту сторону. Если будем понимать, что можем обеспечить достаточный объем, чтобы окупить инвестиции в чипы по семь нанометров, то мы в эту сторону будем двигаться. Но пока об этом рановато говорить.
— Семь нанометров — это уже технология экстремального ультрафиолета?
— Уже да. Там EUV-источник. Кстати, есть российская компания из Троицка, которая вместе с ASML работала над этим источником. Долго они этим занимались, и вроде он у них пошел в производство. Там очень сложная технология, и, насколько мы понимаем экономику, туда имеет смысл идти, только когда у вас есть реально большой объем. Объем, который измеряется не сотнями и тысячами, а миллионами кристаллов. Если мы понимаем, что будем на фабрике производить сотни тысяч пластин в месяц (а сотни тысяч пластин по семь нанометров — это миллионы или даже десятки миллионов чипов), если понимаем, кто будет к нам приходить, чтобы там производиться, наверное, об этом есть смысл говорить. Но я думаю, что у нас такого понимания нет, опыта такого тоже нет, поэтому нужно немного амбиции снизить. Плюс надо понимать, что семь нанометров вы не отправите в космос, не поставите в автомобиль, вы, скорее всего, семь нанометров не будете использовать в бытовой технике. Семь нанометров нужно там, где требуется максимально низкая норма энергопотребления и экстремально высокая производительность.
— Тогда какую фабрику, по какому техпроцессу, на ваш взгляд, имеет смысл строить в России?
— Когда эти вопросы обсуждаются, называется чаще всего 28 нм. Хорошая технология, но если уж инвестировать, то мы считаем оптимальным вариантом 16 нм. Это надолго закроет нашу потребность в вычислительной технике. Шестнадцать нанометров, на наш взгляд, получилась хорошей, энергоэффективной, у нее низкие токи утечки благодаря конструктивным изменениям в транзисторе, и она позволяет создавать и производительные машины, и энергоэффективные машины.
— Сколько может стоить такая фабрика?
— Очень дорого. Мы думаем, что не один десяток миллиардов долларов. Еще важно понимать, что вы можете построить фабрику, но там же еще должен кто-то работать, разрабатывать библиотеки, должен кто-то ею управлять. И хорошо бы иметь под это научную базу. Можно, конечно, нанять китайцев, но хорошо, чтобы это был самоподдерживающийся процесс.
— Некоторые эксперты говорят, что кремний пора менять, что с ним ниже семи нанометров не опуститься, что нужно переходить на наноуглеродные материалы. Что вы думаете о такой перспективе развития отрасли?
— Для того чтобы у всех появились флеш-накопители, потребовалось тридцать лет. Еще пять-семь лет понадобилось, чтобы дойти до SSD-накопителей. Когда говорят, что мы что-то сделаем в лаборатории на алмазной подложке или еще чтото — это отлично. Мы только «за». Здесь вопрос в том, что путь от лаборатории до промышленного процесса очень большой. Какая из перспективных технологий выживет и дойдет до реального производства? Мы фаблесс-компания и работаем на том, что нам дает фабрика. Фабрика дает свои производственные стандарты, и на них мы основываемся.
Не быть винтиком
— Сколько нужно людей, чтобы разработать процессор?
— Чем больше, тем лучше. У нас в компании работает сейчас сто человек. Из них больше 60 процентов — это инженерный персонал. Конечно, мы, как любая российская технологическая компания, особенно электронная, испытываем серьезный кадровый голод и хотим, конечно, чтобы у нас было не сто человек, а двести.
Надо понимать, что мы конкурируем за кадры со всеми мировыми компаниями.
— И как вы удерживаете людей?
— Интересными проектами. Так как мы небольшие, у людей много разных и интересных задач. Они не маленький винтик в огромном механизме, они реально оказывают влияние на конечный продукт.
Когда мы получили процессор Baikal-М, когда мы его впервые включили, когда мы увидели, что он зажил, что там запустился Linux, воодушевление в коллективе было видно невооруженным глазом.
— В чем оно выражалось?
— Люди ходили с горящими глазами. Для любого инженера создать то, что в России еще никто не делал, — это действительно очень… Это для него событие!
— Каких специалистов вам не хватает? Может, они прочитают нашу статью и придут к вам?
— Любые специалисты, связанные с разработкой микроэлектроники: топологи, верификаторы, архитекторы и так далее. Плюс программисты. Программисты нужны специфические. Если вы круто программируете на Python, то, скорее всего, мы не найдем общего языка. Если вы можете программировать приложение для iPhone — это одно, а если вы можете программировать драйвера для графического ускорителя — это совершенно другое. Но кадровый голод: вы можете поговорить с любой абсолютно российской компанией, и они вам подтвердят, что кадров всем не хватает.
— Сколько человек у вас уехало за границу за последний год?
— За последний год не скажу… за пять лет человек десять — пятнадцать уехало точно.
— Зарплата у вас конкурентоспособная?
— Конечно, мы не можем по зарплатам конкурировать с мировыми компаниями. Мы можем предоставить некий комфортный уровень зарплат, чтобы люди себя не чувствовали стесненно. Для ИT-рынка российского она конкурентоспособная.
Чаще всего люди уезжают не столько из-за зарплаты, они уезжают в другую страну, в другое социальное окружение, в какие-то другие проекты. Это совокупность факторов, и мы как раз, понимая, что мы не можем и не должны удерживать людей только зарплатой, стараемся предоставлять им интересную работу. Люди видят результат своей работы — это важно.
Тот, кто все придумал
— Проблемы компании «Т-Платформы», которая ваш акционер и инвестор, каким образом сказываются на деятельности вашей компании?
— Мы же понимаем, что эти проблемы связаны с арестом Всеволода Опанасенко (генеральный директор, основатель «Т-Платформ», см. «МВД ставит компьютер на консервацию», «Эксперт» № 41 за этот год. — «Эксперт»). Всеволод Опанасенко — человек, который придумал проект Baikal Electronics, вложил и привлек туда первые инвестиции. И конечно, как на любой компании сказывается арест акционера? Сказывается плохо. Если мы говорим про Baikal Electronics, то здесь есть и другие акционеры, кроме «Т-Платформ», и это для нас облегчает ситуацию.
Пока потребности финансирования со стороны «Т-Платформ» нет.
У нас есть еще акционер Фонд инфраструктурных и образовательных программ «Роснано», это наш второй акционер. И он нас не бросает, поддерживает и бросать не планирует. Понятно, что это не снимает всех создавшихся проблем, но позволяет более или менее уверенно смотреть вперед. Плюс все-таки тот же Минпромторг говорит, что он поддерживает и будет поддерживать проект…
— Вы надеетесь на то, что деньги, которые могли бы прийти от «Т-Платформ», будут замещены деньгами других акционеров и Минпромторга?
— Скорее других акционеров.
— А ситуация с Всеволодом как-то разрешится, как вы думаете?
— Я очень на это надеюсь. К сожалению, негативный эффект этой ситуации распространяется далеко за пределы группы «Т-Платформы». Это касается не только «Т-Платформ», «Байкала», но и в целом ухудшает атмосферу в российской ИT-отрасли. Мы со своей стороны всячески поддерживаем, чем можем, но влиять на ситуацию не имеем никакой возможности.
— Да нет, конечно, вы можете влиять. Вы должны выпустить процессор в срок и за положенные деньги. Доказать, что всё не зря.
— Мы это и делаем.
Фото: Олег Сердечников
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl