Джулианна Мур: «Я строила дом на фундаменте своего одиночества»
Над Венецианской лагуной стоит влажная дымка, размывающая четкость пейзажа, мало изменившегося за последние пять веков. Столы в ресторане накрыты скатертями цвета белой шерсти, а над головами посетителей заботливо нависает дымчатый тент.
Печальная туманность выгодно оттеняет яркость ее рыжих волос и золотую россыпь веснушек. На этом флегматичном фоне она — средоточие радостных красок. Мур выглядит обеспеченной туристкой, посетительницей Венеции, завсегдатаем пляжа на Лидо. Но, конечно, это не так. Джулианна Мур на острове Лидо, где и проходит Венецианский кинофестиваль, представляет два фильма — «Короче» Александра Пэйна и «Субурбикон» Джорджа Клуни.
Она здесь по делу. И я сегодня, кажется, четвертый ее интервьюер. Мур говорит, что завтракала с первым, пила чай со вторым, сидела у моря с третьим, и вот я. И сад-ресторан, тент и предвечерняя дымка. Но если бы она мне не сказала о предшественниках, мне бы и в голову не пришло, что мое интервью не первое. Она внимательно слушает вопросы и серьезно на них отвечает, она не экономит слова и делится воспоминаниями.
Я предполагаю, что, наверное, она устала от фестивальной суеты... Но в ответ Джулианна смотрит, слегка прищурившись, на лагуну и еле заметно улыбается. Мое сочувственное замечание кажется ей нелепым. И она объясняет почему. Она всегда объясняется.
Джулианна Мур: Нет, совсем нет. Я обычно живу довольно тихой жизнью. Наш дом в Нью-Йорке в Вест-Виллидже. Завтраки, ужины, контейнеры для школьных перекусов. Муж (Барт Фройндлих — драматург и режиссер. — Прим. ред.). Его работа, его съемки. Семейные дела и разговоры. Мои сестра и брат. Кузены Барта. Йога. Какие-то встречи. Книги, сценарии. Походы в Film Forum (один из старейших артхаусных кинотеатров в Нью-Йорке. — Прим. ред.). Моя жизнь чрезвычайно размеренна.
Теперь я вижу, что из дома надо ненадолго уезжать — у меня же там полноценный подросток
Я, кажется, не дала ни одного нефестивального интервью после трех часов дня, то есть после школьных занятий. И не согласилась ни на одни большие съемки во время каникул — ведь мы всегда проводим их вместе с мужем и детьми в Монтоке, это в трех часах езды от Нью-Йорка. Вы бы сказали, «dacha». Практически никогда не соглашаюсь сниматься далеко от Нью-Йорка. Могу на неделю уехать в Голливуд, но не больше. Какую бы роль мне ни предложили, если работать надо, скажем, в Венгрии, я отвечу: «Конечно, согласна. Только перенесите, пожалуйста, съемки в Коннектикут».
Так что фестивали и все, что им сопутствует, для меня скорее своеобразный отдых. Способ переключиться, пожить наконец социальной, а не только личной и съемочной жизнью. И потом, теперь я вижу, что из дома надо ненадолго уезжать — у меня же там полноценный подросток. Моей дочери Лив 16, ей нужно от меня отдыхать. Калебу, сыну, уже 19, он в колледже, что было отдельной драмой для моего материнского «Я», но, кажется, я это пережила.
Вы великодушная мать.
Да нет. Я, возможно, даже поздно все это сообразила. Но бывают такие моменты, когда жизнь говорит тебе прямо.
Например?
Ну например, незадолго до отъезда сюда я готовила Лив завтрак. Я всегда это делаю — это железно. Испекла вафли, и одну Лив на себя уронила. Ну и пятно, конечно. Я ей говорю: «Дай-ка быстро застираю». Она: «Не нужно». Я говорю: «Да я быстро». Дочь настойчивее: «Не нужно». Я: «Но пятно же будет тебя весь день раздражать». А Лив: «Нет, мама, это тебя оно будет весь день раздражать». Я и отстала. Она ведь права. Когда-то нужно перестать быть мамой своим детям. И стать матерью взрослых людей. Признать за ними право жить жизнью, в которой все меньше и меньше меня.