Опасное слово
«Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести» — примеров правоты автора этих строк, советского поэта Вадима Шефнера, в истории немало. Наполеон знал толк в вождении полков и потому к словам относился серьёзно, особенно к сказанным против себя.
Работа над картой
2 декабря 1805 года неподалёку от небольшого городка Аустерлиц на северо-западе тогдашней Австрийской империи (ныне Славков в Чехии) произошло грандиозное сражение, вошедшее в сокровищницу военного искусства как выдающаяся победа над превосходящим противником. Третья антифранцузская коалиция, составленная тремя империями — Британской, Российской и Австрийской, распалась. Отныне мало что мешало Наполеону кроить карту Европы по своему усмотрению. Он прекратил тысячелетнее существование Священной Римской империи, создал на её руинах подконтрольный себе Рейнский союз, согнал с неаполитанского трона тамошних Бурбонов и водрузил на него своего старшего брата Жозефа.
Везде, куда дотягивались властные руки французского императора, он принимался энергично реформировать местные общественные институты, отменять крепостное право и феодальные привилегии. Германские государства, столетиями ублажавшие себя наркотиком «имперского величия», испытали сильнейшее унижение. Оно усиливалось тем, что ряд государей активно помогали «исчадию французской революции», рассчитывая «округлить» свои территории за счёт менее проворных соседей.
Немецкая интеллигенция, как ей и положено, попыталась осмыслить происшедшее. Это вылилось в ряд анонимных сочинений, преимущественно памфлетного характера. Одно из них называлось «Deutschland in seiner tiefen Erniedrigung» — «Германия в глубоком унижении своём», как перевёл на русский язык молодой и никому ещё не известный Николай Греч, скромный чиновник и преподаватель словесности, впоследствии знаменитый публицист и издатель, печатавший Державина и Гнедича, Пушкина и Грибоедова, Жуковского и Вяземского, ну и Булгарина с Кукольником, не без этого.
Унижение Германии
Автор памфлета поставил перед собой задачу «представить откровенное рассмотрение поступков каждого из тех дворов, которые более или менее участвовали в несчастии Германии». Таковых он обнаружил четыре: британский, австрийский, прусский и на первом месте с большим отрывом — французский.
Французы были повинны во всём. Полутора десятилетиями ранее они слишком увлеклись призраком вольности и начали насаждать в сопредельных землях свои представления о ней. «Истинное древо познания добра и зла! — восклицает по этому поводу сочинитель. — Оно имеет приятный вид, но плоды его смертоносны при вкушении их!» Их предводитель, получив в 1799-м консульскую власть, быстро превратился в самовластного тирана. «Всему свету известно, что Наполеон с первой минуты управления Францией в виде консула старался соединить в себе всё управление ею. Все указы, постановления и новые учреждения были ознаменованы его именем. Важнейшие дела и посты были розданы его братьям. Прошло несколько месяцев, и Бонапарте жил с царской пышностью. Заботу об уступке сего счастья другому по истечении установленного времени он уничтожил введением бессменного консульства… Надлежало только отворить великие врата, через которые первый консул прошёл бы императором. Он легко нашёл ключ к ним… Слух и сердце народа столь были упоены гордым названием великой нации, что он забыл примечать за дальним шествием правления».