Малыш, а как же я?
Рождение ребенка само по себе не гарантия счастья, тем более мгновенного. Иногда приходится пройти долгий и трудный путь. История борьбы с послеродовой депрессией разделила жизнь Ксении Красильниковой на «до» и «после».
2 декабря 2016 года
Я в роддоме, у меня плановое кесарево. Что-то пошло не так – сильно упало давление, я потеряла сознание и не слышала, как заплакал мой сын. Вроде бы всё закончилось хорошо: ребенок – классный и здоровый, соцсети взрываются от поздравлений, муж и мама счастливы. Меня переводят в реанимацию на сутки, предстоит терпеть боль после операции и разные неприятные процедуры, но ничего, я к этому готова.
3 декабря 2016 года
Я уже в обычном отделении, с ребенком здесь лежать нельзя. Раньше думала, что это даже хорошо: мне-то нужно отдохнуть после операции. Но плач новорожденных из-за двери с надписью «Детское отделение» вызывает у меня желание зареветь с ними в унисон. Малыши там совсем одни, мам к ним не пускают. Страшные казенные распашонки и пеленки, педиатры запугивают, персонал милосердием не отличается… Сына приносили мне шесть раз за день, чтобы я налаживала кормление грудью, но почти каждый раз он был сытым – потому что его уже кормили смесью из бутылки против моего желания. Я хочу сбежать, но нельзя. Приходил муж – и вместо радости и облегчения вызвал приступ страшной ярости на пустом месте. Кормление никак не налаживается. Спать я почти не могу.
7 декабря 2016 года
Наконец нас выписали. Я была уверена, ч то дома всё будет хорошо. Мы свободны, мы вместе, осталось настроиться друг на друга! Позову консультанта по грудному вскармливанию, налажу быт и начнется идеальное материнство – такое, каким я его представляла.
Но консультант по ГВ не смогла мне помочь. А вызванная следом остеопат уверила, что всё в порядке. Я меж тем искала у себя материнские чувства, но не могла их найти. И начала бояться своего ребенка: кто этот человек, почему у нас ничего не получается? А потом появились тревога, чувство вины, жуткая плаксивость – и ощущение, что я совершила величайшую ошибку в жизни. Мы что, собаку не могли завести?
Я приходила в ужас, когда оставалась с сыном наедине. Он плакал, а я ничего не могла сделать! Звонила мужу на работу в слезах и требовала, чтобы он срочно приехал.
Жизнь кончилась, будущего нет. Я не могу заснуть. Я не хочу есть.
Середина декабря 2016 года
Я не спала и почти не ела много дней подряд. Раньше я слышала о послеродовой депрессии, но была уверена, что меня-то это не коснется (так вообще многие о себе думают, как потом выяснилось). По всем признакам я должна была стать просто отличной мамой. У меня лучший му ж на свете. Я в еселая, оптимистичная, выносливая. На декрет накопила, родственники заботливые, друзья прекрасные, малыш долгожданный.
Я гуглила свои симптомы, и в рунете мне попадались рекомендации: «надо просто отдохнуть», «найдите возможность поспать», «идите гулять». Наверняка я гуглила и на английском и что-то находила, не могу сейчас точно вспомнить. Однако верить в то , ч то у м еня может быть психиатрический диагноз, не хотела. Консультировалась с психологами, и фраза «послеродовая депрессия» в этих беседах ни разу не прозвучала. Зато помню совет пить больше пустырника (не помогло).
Я плакала, плакала, плакала и не понимала, зачем мне жить.
19 декабря 2016 года
Муж и сын спали, а я снова лежала без сна, и в какой-то момент всё стало вдруг просто и ясно. Я больше так не могу. Вот балкон, вот табуретка: эта подойдет? А эта? Да, эта подойдет. Четко помню мысль: умереть должно быть гораздо лучше, чем жить. Боже мой! Да я хочу покончить с собой. Э то же самые настоящие суицидальные мысли. Я позвонила маме, сестре и друзьям, попросила быстро найти психиатра – и они нашли. В тот вечер я выпила нейролептик и впервые за много дней спала всю ночь. На следующий день меня госпитализировали в психиатрическую клинику с диагнозом «послеродовая депрессия». Помню, там надо было взвеситься. За две недели после родов я потеряла больше 15 килограммов.