Анна Старобинец — о книгах, которые переворачивают душу и разум
Писатель Анна Старобинец рассказывает о книгах, к которым хочется возвращаться, и о том, почему в российских реалиях практически невозможно написать хороший детектив
Наивное чтение
Я очень редко перечитываю книги. Как ни странно, я читаю как наивный читатель, а фильмы смотрю как наивный зритель. Если я знаю, чем закончилась история, мне уже не так интересно к ней возвращаться. Единственное исключение — рассказы Рэя Брэдбери. Некоторые — например, «Уснувший в Армагеддоне», «Вельд», «И все-таки наш» — я перечитывала много раз. Есть в них какое-то чудо, которое срабатывает снова и снова. Какой-то механизм, отправляющий тебя в другое измерение, как родителей голубой пирамидки в рассказе «И все-таки наш».
"Колобок" как ужастик
Я была впечатлительным ребенком, так что меня, в общем-то, и «Колобок» перепахал так, что мало не покажется. Он мне снился в кошмарах, и я все думала, как же он ртом и глазами катится по земле — земля ведь, наверное, туда забивается. «Красная шапочка» тоже стала для меня настоящим хоррором про оборотня-каннибала, которым она, в сущности, и являлась в средневековье — до того, как Шарль Перро в 17 веке ее окультурил, превратив в историю о соблюдении приличий и взаимоотношении полов, а братья Гримм в 19-м — в историю о семейных ценностях и уважении к родителям. Но я как-то в этой сказке сразу разглядела ее первоначальную, жестокую и макабрическую основу. Что касается уже более взрослого чтения: я прочитала «Преступление и наказание» в 11 лет и все время примеряла на себя случившееся с Раскольниковым (как, собственно, и с Колобком). Меня волновало, как жить после убийства, после такого греха. В возможность искупления я не поверила: в случае Раскольникова оно мне показалось неубедительным.
О книгах, прочитанных вовремя
Есть книги, которые я формально прочла слишком рано: «Гамлета» в 10 лет, «Мастера и Маргариту» и «Собачье сердце» лет в 11, «Камеру обскура» и «Приглашение на казнь» лет в 12. Потом, спустя несколько лет, в «положенное» время я перечитала эти книги. И, как ни удивительно, мне не показалось, что в более раннем возрасте я что-то важное там упустила. Второстепенное, требующее определенных познаний в истории и культуре, связанное с недоступным мне контекстом — да. Но по-настоящему важное, какую-то самую суть — нет. Не упустила, поняла, и никогда не жалела, что сделала это раньше, а не позже.
Страх и отвращение в литературе
Я не считаю, что работаю в каком-то одном жанре: у меня есть хорроры, но я пишу не только хорроры. У меня есть антиутопии, но я пишу не только антиутопии. Есть детский детектив, но… далее в том же духе. Если говорить о взрослой литературе: да, почти всегда у меня в тексте есть некое фантастическое допущение. Но это не значит, что я прямо фантаст-фантаст и работаю в узком жанре. У Гоголя есть фантастические допущения, у Оруэлла, у Булгакова, у Исигуры. Но все эти авторы шире жанра. Это просто большая литература.