Как мир перестал слышать архитекторов
Проект Григория Ревзина «Оправдание утопии». Мишель Рагон: GIAP
В 1965 году Мишель Рагон основал Международную группу передовых архитекторов GIAP (Groupe international d’architecture prospective), включавшую Иона Фридмана, Вальтера Йонаса, Поля Мэймона, Жоржа Патрикса, Йонеля Шейна и Николая Шёффера (потом к ней примкнуло еще несколько архитекторов). Эти имена теперь почти никому ничего не говорят, а тогда претендовали на статус реформаторов цивилизации. Рагон, впрочем, я думаю, все же чувствовал в этом величии некий изъян и, не признаваясь в этом, все же компенсировал индивидуальную недостаточность весом коллективного высказывания. Он соединил их, сделал выставку «Города будущего» к VII Всемирному конгрессу Международного союза архитекторов и написал о ней книгу. Я бы сказал, что это была первая утопия, созданная как кураторский проект, и последняя на сегодня значимая утопия архитектурного авангарда, хотя Рагон ни в коем случае не согласился бы ни с тем, ни с другим. Он по характеру вообще мало с чем соглашался, свои «города будущего» представлял не утопиями, а планом конкретных действий до 2000 года, выставку — не концом движения, а началом, а себя не куратором, а идеологом и летописцем побед.
Возможно, его увлекала роль Зигфрида Гидеона, которую тот играл в Международном конгрессе современной архитектуры (CIAM),— роль редактора основных документов и автора книг, обосновывающих идеи Ле Корбюзье всей историей развития мировой цивилизации. Но эти люди очень различались между собой. Гидеон был учеником Генриха Вёльфлина, он принадлежал к элите довоенного европейского искусствознания, а Мишель Рагон вообще не имел высшего образования. Он юношей ушел в Сопротивление, сразу после войны приехал в Париж становиться поэтом, продавал книги на набережной Сены и работал репортером-фрилансером для газет и журналов. Он придерживался самых радикальных вкусов в искусстве, воевал с кубизмом за абстракцию, был одним из первооткрывателей art brut (искусства душевнобольных), в политике стоял за анархистов, считая марксизм недостаточно радикальным,— в нем было куда больше утопического запала, чем мог позволить себе профессор искусствознания, да, честно сказать, и архитекторы, которых он собрал в свою группу. На набережной с ним как-то познакомился герой Сопротивления, знаменитый писатель, в то время министр культуры Франции и главный идеолог де Голля Андре Мальро. Министр прогуливался в поисках книг и разговорился с молодым парнем из народа. Мальро начал его поддерживать из ностальгических воспоминаний о парижской довоенной богеме, в итоге Рагон стал писать искусствоведческие статьи и курировать выставки. Архитектурой он увлекся в конце 50-х. Не очень надолго, в 70-е он перешел к истории Вандеи, откуда родом, и стал разоблачать роль Великой французской революции в уничтожении французского крестьянства в формах больших реалистических романов. Я бы сказал, несколько парадоксально для певца города будущего перешел на позиции наших «деревенщиков», на каких и оставался до 2020 года — он умер в возрасте 95 лет.
Но в 1960-е это именно молодой радикал. Надо сказать, что, хотя путь этого человека извилист, он был очень одарен, и, читая его книжку, переведенную на русский в 1969-м, вовсе невозможно заподозрить, что это человек без образования, увлекшийся архитектурой по случаю. Он просто поражает эрудицией, глубоким пониманием архитектурной формы, инженерных конструкций и одновременно широтой охвата проблем урбанистики, экономики, политики, социологии, статистики, экономгеографии — жалеешь, что получал образование не на набережной Сены. И книга его впечатляет тем, что все поставленные им диагнозы выглядят более или менее точными не для 1966 года, когда она была опубликована, а для нашего времени.