Токсичные отношения с родителями: как оказать сопротивление властной матери
Токсичные родители не любят своих детей или просто не умеют этого делать? Причин у этого неумения много, но самая очевидная — у таких родителей была своя сложная жизнь, которая вытеснила все доброе, оставив лишь жестокость как способ реакции на окружающий мир. Однако действительно ли за ней скрывается только желание навредить (даже своим детям) и нет места никакой любви? Публикуем отрывок из романа Джулии Каминито «Вода в озере никогда не бывает сладкой» (Дом историй, 2024).
«Вода в озере никогда не бывает сладкой» — роман Джулии Каминито об Италии, которую не принято показывать в фильмах. О матери, на чьи плечи свалилась ответственность за четверых детей и парализованного мужа. О дочери, которой только предстоит выбрать, какая жизнь будет ждать ее впереди.
— Ты говорила с профессором по поводу докторантуры? — спрашивает мать, и я вспоминаю узкое лицо того мужчины, очки, сидящие на круглом носу, его руки, то, как он ковырялся пальцем в носу, порылся, вычистил там все, вытащил наружу и принялся заново — искать, копаться, говорить, снова копаться, сказал «нет», проект слишком литературоцентричный, об образе дурака уже столько написано, никому уже нет до этого дела. «Как говорят нелюбимые?» — слабый заголовок, мы все же ведем речь об исследовании, а еще я не знаю немецкого, куда мне? Что я о себе возомнила? Университет — это не пристанище печальных созданий.
— Да, говорила.
— А он что?
— Он, как руководитель, хочет вести себя правильно, поэтому не продвигает своих студенток, говорит, может, мне подойдет Тор Вергата, но без стипендии, — отвечаю я; окно открыто, воздух напоминает мне об университетском дворике, там усталость буквально наваливается на тебя, мухи облепили стены, все неподвижно, спасения нет.
— Без денег никакой докторантуры, я уже говорила, что это они придумали? На что мы жить будем, если ты начнешь работать на них бесплатно?
Мать говорит тоном, подходящим для митингов, для стачек, в нем слышатся укор, отзвуки классовой борьбы; артишоки падают в раковину, она заливает их водой; соседи слушают латиноамериканскую музыку и, быть может, подпевают; мой отец смотрит «Дерзких и красивых» и ждет, когда на Пятом канале начнется «Торговый центр», телевизор наполняет легкие Массимо своим свежим воздухом, жизненно необходимым кислородом: тут блестящие светлые волосы, рукава-буфы, восставшие из мертвых, раскрытые измены, токсичные матери, опасные матери, молчание влюбленных…
— Мам, только не начинай, пожалуйста.
— А кто начнет, если не я? Тебе предлагают только места без стипендии, и это спустя столько лет, мы в лепешку расшибались, чтобы ты учиться могла, и теперь все твои оценки и знания никому не нужны… Тор Вергата, говоришь? Мне стоит самой поговорить с этим профессором.
— Мне уже не двенадцать, я сама со всеми поговорила.
— Поговорила, но не так, как надо, иначе он бы нас так не подвел, он разве не главный в этом университете? И советует тебе податься в другой университет? Если он сам не хочет брать под руководство своих студентов, то кто это сделает за него? Кто? Дух святой?
— Ох, ладно, — не сдерживаюсь я.
— Ничего не ладно, тогда тебе надо нужно пройти переподготовку и пойти работать в школе, спроси, узнай, что там и как.
— Я не сдавала нужные предметы.
— Что это значит?
— У меня нет в дипломе нужных предметов, например истории.
— И почему?
— Потому что мне это неинтересно, я не хочу их преподавать, ма.
— Ты издеваешься, что ли? С ума сбрендила?
Антония откладывает овощи и рецепты, бросает открытые пакеты с продуктами, близнецы еще в школе, но скоро вернутся, увидят, что обед еще не готов, и будут безропотно ждать, будут о чем-то шептаться, рассказывать друг другу тайны, о которых никто, кроме них, не должен узнать.
— Я бы самой себе не доверила детей, даже если бы все остальные учителя умерли во время войны, — заявляю я и перестаю качаться на стуле, стучу ногой по полу — раз, два, три, — ступня звонко шлепает, сбивает ритм наших препирательств.