Долгая дорога к дюнам
Банкир Петр Авен организовал на исторической родине фестиваль Riga Jurmala, и это настоящая новая волна. Вместо Лаймы Вайкуле и Раймонда Паулса на сцене — лучшие дирижеры мира
А однажды ко мне пришел Михаил Фридман и сказал: «Слушай, тут, в Латвии, здорово все, но делать нечего. Давай организуем фестиваль?»
Оба сооснователя «Альфа-Групп» очень любят Латвию. А вот сферы их влияния давно — и, что еще важнее, мирно — поделены. Михаил Маратович — страстный меломан, окончил львовскую музыкальную школу по классу фортепиано, поставил в своем кабинете на улице Маши Порываевой электропианино и в свободное от покупки мексиканских нефтегазовых компаний время ездит на всевозможные музыкальные феерии в диапазоне от своего собственного Alfa Future People под Нижним Новгородом до Россиниевского оперного фестиваля в Пезаро и зальцбургского «Фестшпиле».
Ну а Петр Олегович Авен не менее пылкий коллекционер искусства в самом широком смысле этого слова, от живописи Серебряного века до фарфоровых сервизов Рудольфа Вильде к десятилетию советской власти. Арт-суаре — единственная разновидность светской жизни, жить которой банкир, имеющий пристрастие к богемным водолазкам, себе позволяет. Так что если бы Петр Олегович поставил перед собой задачу развлечь Михаила Маратовича и граждан, которые обзавелись ближними дачами в Булдури, он бы, скорее, инвестировал в арт-биеннале.
Однако вышло так, что 30 ноября 2018 года российский банкир с латышскими корнями Петр Авен приехал в Ригу представить музыкальный фестиваль Riga Jurmala. 21 июля нынешнего года на открытии фестиваля в Рижской опере выступит Симфонический оркестр Баварского радио под управлением Мариса Янсонса, важнейшего латвийского дирижера нашего времени, ученика Мравинского и фон Караяна, лауреата «Грэмми», любимца венских филармоников. В переводе на язык тех, у кого дачи в Булдури, это как если бы на «Новую волну» приехали разом Coldplay и Бейонсе.
Дед Авена родился в 1895 году на хуторе у поселка Яунпиебалга в восточной Латвии. В 1915‑м ушел на войну и больше на родину не вернулся: Янис Авенc стал красным латышским стрелком. Охранял Кремль, участвовал в подавлении эсеровского мятежа 6 июля 1918 года, когда латышские стрелки спасли Ленина и советскую власть (через год руководителя стрелков арестовали по подозрению в измене, а в 1938‑м расстреляли).
Янис Авенс успешно продвигался по партийной линии до 1927 года, когда его впервые допросили по делу об участии в троцкистской оппозиции. Тем не менее дед Петра Олеговича все же уехал работать в Швецию, в торгпредство. Вернувшись, усилил свое CV работой в Коминтерне. А потом его, как и всех мало-мальски заметных латышей, репрессировали. В 1934‑м арестовали, в 1937‑м в Магадане расстреляли.
Петру Олеговичу удалось вызволить из архивов дело своего деда. Когда Яниса взяли под стражу, он официально был разведен и на допросе показал, что давно не видел ни жену, ни сына. Эта ложь спасла семье жизнь. Бабушка Авена служила педиатром в Лечсанупре Кремля, лечила детей Михаила Фрунзе и многих других важных мальчиков и девочек. Ее уволили, но не более.
Когда деда арестовали, отцу Петра Олеговича было семь с половиной лет. У него уже был отчим, выходец из русской семьи, — родной отец во многом остался для Олега Ивановича (по метрике — Яновича) далеким воспоминанием. «Латышскость» в этой семье всегда была мифом. Записью в советском паспорте в графе «национальность», которая перешла от отца к самому Петру Олеговичу. Семейными фотографиями, документами, например о конфирмации деда в лютеранской церкви в Яунпиебалге.
К концу восьмидесятых папа Авена, видный специалист по вычислительной технике, оказался одним из двух членов Академии наук СССР, кто по паспорту был латышом. В десятой советской республике тогда же началась борьба за независимость, и вот однажды домой к Авенам на улицу Дмитрия Ульянова явились деятели Народного фронта Латвии. Стали агитировать, предлагали «влиться в движение за свободу». Олег Иванович сказал, что не знает латышского, не общается с родственниками, плохо помнит отца. «Он вообще не заинтересовался. Зато заинтересовался я, — рассказывает Петр Олегович. — Мне было тридцать три. Я сказал отцу: «Давай попросим этих людей помочь нам найти родственников — мы же о них не знаем ничего абсолютно». Авены передали агитаторам бумаги и через пару недель узнали, что на том самом хуторе под Яунпиебалгой живут родная восьмидесятишестилетняя сестра деда Ольга и троюродный брат Петра Олеговича Валдис, работающий пекарем.
