Музыка как иллюминация или Хвост кометы
Я помню этот день. И в этом нет ничего удивительного, поскольку он изменил мою жизнь и отправил в меня по той скользкой дорожке, которой я держусь и по сей день.
Мне было лет 12, характерный возраст, кстати. А триггером, запустившим процесс, стала гибкая голубая 7-дюймовая грампластинка из аудиожурнала «Кругозор». Было такое своеобразное советское издание небольшого формата, в котором печатные материалы чередовались с гнущимися в рулон пластиночками, которые, чтобы прослушать, надо было вырезать из журнала.
Так вот, на одной из таких, смешно сказать, пластинок оказалась песня каких-то не указанных исполнителей, называвшаяся «Всецело в ее руках». И только внизу в скобочках мелким шрифтом значились авторы: М. Джаггер, К. Ричардс.
Да-да, это была она, замаскированная советскими культурными партизанами брутальная песня The Rolling Stones Under My Thumb (как позднее выяснилось, с альбома Aftermath 1966 года).
Ее название можно перевести как «под моей пятой», а обратный по смыслу перевод говорил не только о конспирации издателей, но и об их чувстве юмора и том, что в праведном деле феминизма СССР был впереди планеты всей.
Когда я услышал этот завораживающий варварский рифф, это было как мгновенная ослепительная вспышка, озарение, прикосновение к подлинной реальности, то есть самая настоящая иллюминация, в том числе и в глубоком значении этого слова (вспомните, к примеру, «иллюминатов», прости господи, Дэна Брауна).
В беспощадном свете этой вспышки я, 12-летний, ясно понял, чего хочу, хотя не мог бы объяснить это словами, и чего не хочу. С этого момента и на всю жизнь музыка стала моим всепоглощающим увлечением, а позднее и профессией, которая кормит меня до сих пор.
Спустя десятилетия я прочитал интервью Джона Леннона журналу Rolling Stone 1970 года. Леннон рассказал о чувстве, которое испытал, когда впервые услышал рок-н-ролл, и это было похоже на удар молнии. Кстати, название этого журнала, в котором мне довелось проработать 14 лет, тоже интересная параллель.
Что я такой не один, выяснилось еще тогда. Среди моих друзей и знакомых быстро нашлись другие инфицированные этой невиданной заразой. Тут надо пояснить, что в Советском Союзе с его пусть и дырявым, но все же железным занавесом никакого рока не было и, по идее, быть не могло. По радио эту музыку не крутили, по телевизору не показывали и в магазинах не продавали.
Однако мы с дворовыми и школьными товарищами в советские 1970-е слушали все, что требовал наш растущий организм, пусть и с некоторым опозданием.
Магнитоиздат нам заменял интернет. И мы бегали к друг другу и старшим братьям друзей, сгибаясь под тяжестью огромных бытовых катушечных магнитофонов марки «Маяк», «Комета», «Ростов», «Яуза», «Астра», и переписывали вожделенные альбомы англо-американского рока в ужасающем качестве (было ли оно, кстати, хуже сегодняшних mp3-форматов стриминга или наоборот – сегодня установить сложновато).
Лично у меня был магнитофон «Астра-110-1-стерео», и, возможно, в его названии тоже таился некий скрытый смысл – он начал слабо мерцать для меня только сейчас, когда я пишу эти строки. Вы поймете, когда я дойду до кометы и прочих астральных предметов.
Прежде чем мои родители, во всем шедшие мне навстречу, купили мне эту сияющую хромом серебряную «Астру», я изучил на имеющемся под рукой допотопном магнитофоне отцовскую фонотеку. Но среди записей Высоцкого и Окуджавы рока не нашел, если не считать таковым «Дом восходящего солнца» в старинной органной госпел-версии.
Чтобы понимать диспозицию вкусов советского интеллигента-шестидесятника, надо принять во внимание тетрадь моего отца, к слову сказать, человека классически музыкально образованного, которая была озаглавлена – «Хулиганские и прочие хорошие песни». Так что, не найдя того, что мне было нужно дома, я, как водится, обратил свои поиски на улицу.
Мы с друзьями-единомышленниками бросились разыскивать рок-записи и любую информацию их касающуюся. Наши школьные тетрадки стали похожи на стены, покрытые наскальными рисунками и знаками пещерных людей, – с перерисованными лого и названиями рок-групп. Другие специально заведенные тетради заполнялись подробными описаниями сокровищ: трек-листы пластинок, дискографии, составы музыкантов и их мутные черно-белые сто раз переснятые фотографии.