На службе у зла: кто составлял «серую зону» между нацистами и их жертвами
«Серую зону» в истории Холокоста формировали подельники режима из категории его жертв: так отдельные жители гетто за временные привилегии помогали разлучать семьи, а узники концлагерей в обмен на несколько месяцев жизни вступали в зондеркоманды и сопровождали вновь прибывших в газовые камеры. Историк Василий Легейдо рассказывает, как репрессивная машина Третьего рейха вовлекала в преступления тех, кто сам страдал от нацистов.
4 сентября 1942 года глава юденрата Лодзинского гетто Хаим Румковский обратился к его жителям с одной из самых страшных речей в истории XX века. Промышленник, который считал себя защитником евреев, а среди них считался то ли монархом, то ли диктатором, попросил обессилевших от голода, болезней и ужасных условий людей выдать нацистам всех детей младше 10 лет.
Споры о той речи ведутся до сих пор. Многие считают Румковского коллаборационистом и пособником преступников, некоторые уверены, что именно его сотрудничество с оккупантами позволило гетто в Лодзи просуществовать дольше всех остальных — с февраля 1940-го по август 1944-го — и помогло спасти немало жизней.
«В мои преклонные годы я вынужден умолять, — сказал в тот день 65-летний Румковский. — Братья и сестры! Отцы и матери! Отдайте мне ваших детей! Вчера мне передали приказ о депортации более 20 000 евреев. Я и мои ближайшие помощники думали поначалу не о том, сколько евреев погибнут, но о том, сколько их можно спасти. И мы пришли к заключению, каким бы жестоким оно ни казалось: мы должны выполнить немецкий приказ своими руками. Я должен провести эту трудную и кровавую операцию — отсечь отдельные члены, чтобы сохранить тело. Я не намереваюсь утешать вас в этот день. Я стою перед вами, преисполненный скорбью и болью. Я открою вам секрет: они потребовали от меня 24 000 жертв. Мне удалось сократить это число до 20 000, но с условием, что депортированы будут только дети младше 10 лет. Те, кто старше, спасены! Сломленный еврей с разбитым сердцем стоит перед вами. Не завидуйте мне. Это самый страшный приказ, который мне доводилось когда-либо выполнять. Отдайте мне ваших детей! В этом случае мы сможем избежать последующих жертв и сохранить жизнь 100 000 евреев! Так они мне обещали: если мы сами депортируем детей, больных и стариков, они оставят нас в покое».
Толпа прервала Румковского — родители кричали, что лучше поедут с детьми, чем отпустят их в неизвестность. Глава гетто прервал их и заверил, что уже «умолял на коленях» представителей немецкой администрации поступить по-другому, но получил резкий отказ. Единственная альтернатива — полное уничтожение гетто.
«Нужно иметь сердце бандита, чтобы требовать то, чего требую я, — признал Румковский. — Но поставьте себя на мое место. Подумайте здраво, и вы поймете, что я не мог поступить иначе. Оставшееся население гетто, которое еще можно спасти, многократно превышает ту часть, которая должна уйти».
Очевидцы, вспоминая о том дне, описывали Румковского по-разному. Кто-то увидел актера, поправлявшего волосы и для убедительности принимавшего скорбный вид. Другим он действительно показался сломленным человеком, который выполнял душераздирающую миссию и с трудом сдерживал отчаяние. Скептики обращали внимание на то, что глава юденрата (подотчетного нацистам административного органа еврейского самоуправления) полностью контролировал социальные процессы в гетто и мог сформировать в официальных источниках выгодный ему дискурс о депортации детей, выставив себя мучеником и героем. В действительности Румковский знал, что ни ему, ни семьям его приближенных преследования не грозят — по крайней мере, на тот момент.
На следующий день после выступления главы гетто добровольцы из евреев, которым пообещали за участие хлеб, колбасу и сахар, а также офицеры СС начали операцию: жителям запретили покидать дома, пока немцы с помощниками стучали по дверям и забирали детей. Большинство взрослых догадывалось, что произойдет с депортированными, но все равно одевали тех в лучшую одежду, давали побольше игрушек и вещей. Тех, кто «упирался», расстреливали на месте. Матери бежали за повозками и умоляли, чтобы их забрали вместе с детьми.
За несколько дней нацисты депортировали из гетто больше 15 000 человек, которые из-за возраста или физического состояния считались «непригодными к труду». Эта формулировка предопределила их судьбу. По прибытии в лагерь смерти Хелмно их под предлогом санобработки и дезинфекции сгоняли в так называемые «душегубки» — грузовики, где травили выхлопными газами.
Император гетто
Для нацистов принуждение евреев к участию в собственном уничтожении — за счет угроз и обмана — было чисто прагматической мерой: оно позволяло сэкономить рабочую силу, время и деньги. Внедряя еврейскую администрацию как промежуточное звено между собой и своими жертвами, оккупационные власти поддерживали иллюзию законности и сводили к минимуму риск масштабных недовольств. Сами они почти не участвовали в повседневной жизни гетто. Испуганные люди, которых туда согнали, лучше соблюдали установленный порядок, когда приказы исходили от представителей своего народа.
Первые полгода после вторжения в Польшу нацисты лишали евреев работы и выселяли из домов. Их магазины, квартиры, предприятия, гостиницы и кафе передавали прибывавшим из Прибалтики этническим немцам. Евреев обязали носить отличительные знаки — желтые звезды — и согнали в изолированные кварталы, где те должны были жить и умирать в соответствии с концепцией «продуктивного уничтожения». Немцы заставляли их «трудиться на благо рейха», пока у них оставались силы, но не беспокоились ни о социальных благах, ни о бытовых удобствах.
Людям приходилось ютиться по четыре-шесть человек в одном помещении: 160 000 евреев, не успевших сбежать из Лодзи после немецкого вторжения, втиснули на территорию, где располагалось от 25 000 до 42 000 комнат. В первое время в гетто допускали поляков нееврейского происхождения, которые торговали по завышенной в несколько раз стоимости, а евреев выпускали в город на работу с обязательством вернуться вечером. Затем правила ужесточили: никто, кроме нацистов, не мог покидать гетто и проникать в него. Солдаты круглосуточно патрулировали периметр вдоль колючей проволоки. Тех, кто подходил к выходу слишком близко, убивали без разбирательств.