Любовь на расстоянии: как родились и развились чувства де Мопассана и Башкирцевой
О том, что у знаменитого французского писателя Ги де Мопассана был платонический роман с русской художницей Марией Башкирцевой, знают немногие. Каким образом их общение стало возможным? Из чего складывались эти отношения? Такие детали мы можем узнать благодаря сохранившимся до наших времен письмам, которые публикуются вместе с переписками других выдающихся людей в книге Георгия Гупало «Написанные в истории. Письма, изменившие мир» (издательство «Альпина PRO»).
Ей даровал Господь так много!
А Жизнь — крупинками считал.
О, звездная ее дорога!
И Смерть — признанья пьедестал!
Это стихотворение Марина Цветаева посвятила Марии Башкирцевой (1858–1884) — талантливой русской художнице, скульптору, литератору. Мария прожила несправедливо мало — всего 26 лет, но успела просиять в художественном мире, а ее дневники были переведены и изданы во многих странах, ими восхищались Анатоль Франс, Велимир Хлебников, Валерий Брюсов, Илья Репин и особенно Марина Цветаева.
Мария родилась в Полтавской области, семь лет из своей короткой жизни прожила в Париже, была ученицей дивного Жюля Бастьен-Лепажа. В 16 лет у нее обнаружили туберкулез, она начала медленно угасать. За полгода до смерти Мария решилась написать своему любимому писателю Ги де Мопассану (1850–1893). Он в то время тоже тяжело болел — сифилисом. По всей видимости, болезни наложили отпечаток на их переписку — местами весьма желчную и печальную.
Была ли это со стороны Марии попытка завести большой роман или просто невинная игра, никто не знает
Сохранилось несколько записей в ее дневнике о каком-то таинственном писателе, имя которого не называется: «Итак, мы опять в мире. И затем, в „Голуа“ напечатана его великолепная статья. Я чувствую, что смягчилась. Удивительно! Человек, с которым я незнакома, занимает все мои мысли. Думает ли он обо мне? Почему пишет мне?» На последнее письмо Мопассана она не ответила и увлеклась чтением Золя.
Неизвестно, встретились ли они. Пишут, что Мопассан посетил могилу Марии и сказал: «Это была единственная роза в моей жизни, чей путь я усыпал бы розами, зная, что он будет так ярок и так короток!»
Эти несколько писем — настоящий роман, прекрасный своей недосказанностью.
Мария Башкирцева — Ги де Мопассану
Март 1884. Париж
Милостивый государь! Когда я читаю Вас, я испытываю почти блаженство. Вы боготворите правду и находите в ней источник поистине великой поэзии. Вы волнуете нас, рисуя движения души с тонкостью, столь глубоко проникающей в человеческую природу, что мы невольно узнаем в этом самих себя и начинаем любить Вас чисто эгоистической любовью. Вы скажете: это фраза. Не будьте же строги! Она в основе глубоко искренна. Мне хотелось бы, конечно, сказать Вам что-нибудь исключительное, захватывающее дух, но это так трудно сделать.
Я тем более сожалею об этом, что Вы достаточно известный человек, и вряд ли я могу хотя бы мечтать о том, чтоб стать поверенной Вашей прекрасной души, — если только душа Ваша и в самом деле прекрасна. Если же Вас вообще такие вещи не занимают, то я прежде всего жалею о Вас самом. Я назову Вас тогда литературным фабрикантом и пройду мимо.
Уже год, как я собираюсь написать Вам, но… неоднократно мне приходила мысль, что я слишком возвеличиваю Вас, а потому не стоит труда браться за перо
Но вот два дня тому назад я прочла в газете, что кто-то почтил Вас милым посланием, и Вы просите эту прелестную особу сообщить свой адрес, чтобы ответить ей. Во мне тотчас заговорила ревность, меня вновь ослепило Ваше литературное дарование, — и я решилась.
Теперь выслушайте меня хорошенько. Я навсегда останусь для Вас неизвестной (говорю это очень серьезно) и не захочу увидеть Вас даже издали — как знать: быть может, Ваше лицо, поворот Вашей головы не понравятся мне? Уверена только в одном, что Вы молоды и не женаты — два очень существенных пункта, даже в сфере туманных грез.
Но могу Вас уверить, что я обворожительно хороша. Быть может, эта сладкая мысль побудит Вас ответить мне. Мне кажется, что, если б я была мужчиной, я бы даже переписываться не захотела с какой-нибудь безвкусно и нелепо наряженной старой англичанкой… что бы об этом ни думала мисс Гастингс.
Ги де Мопассан — Марии Башкирцевой
Март 1884. Канн
Милостивая государыня!
Мое письмо, очевидно, не оправдает Ваших ожиданий. Мне хочется прежде всего поблагодарить Вас за доброе отношение ко мне и за Ваши милые комплименты по моему адресу, а затем побеседовать с вами благоразумно.
Вы просите у меня разрешения быть моей поверенной. Во имя чего? Я Вас совершенно не знаю. Вы незнакомка; характер, наклонности и все прочие Ваши качества могут совершенно не соответствовать моему интеллектуальному складу; с какой же стати я стал бы Вам рассказывать о всем том, о чем могу сказать лишь с глазу на глаз, в интимной обстановке, женщинам, являющимся моими друзьями? Не было ли бы это поступком легкомысленного и непостоянного друга?
Разве таинственность переписки способна усилить прелесть отношений?
Разве вся сладость чувств, связывающих мужчину и женщину (я говорю о целомудренных чувствах), не зависит прежде всего от приятной возможности видеться друг с другом, разговаривать, вглядываясь в собеседника, и мысленно восстанавливать, когда пишешь женщине-другу, черты ее лица, витающие между нашими глазами и листом бумаги?
Но можно ли писать об интимных переживаниях, о самом сокровенном тому существу, чей физический облик, цвет волос, улыбка, взгляд тебе неизвестны?
Ради чего рассказывать Вам, что «я сделал то-то и то-то», и сознавать в то же время, что это вызовет перед Вами, раз Вы меня совершенно не знаете, только слабое отражение малоинтересных вещей?