Тайны и страсти Татьяны Лавровой
Ходить с Таней по улицам было очень забавно: мужики останавливались как вкопанные и сворачивали шеи, глядя вслед. А ей нужна была забота только одного, того, кто понимал бы ее и принимал такой, какая есть. Не навязывал своих ценностей, не стремился подавить.
В романе Василия Аксенова «Таинственная страсть» есть два персонажа — Антон Андреотис и Екатерина Человекова, прототипами которых стали поэт Андрей Вознесенский и актриса Татьяна Лаврова (настоящая фамилия Андриканис. — Прим. ред.). Автор рассказывает об их непростых отношениях, общем сыне Денисе, о том, как Андреотис искал по ресторанам и окрестным скверам «обнаружившую чуть ли не гомерический аппетит к спиртному» Человекову, как однажды нашел ее под скамейкой в парке — пьяную, избитую, в разорванной одежде.
Что в этом правда, а что творческий вымысел? Кто в реальности является отцом сына актрисы, запомнившейся зрителю ролью Лели Гусевой в фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года»? Почему распались ее браки с Евгением Урбанским и Олегом Далем? Какой она была на самом деле — Татьяна Евгеньевна Лаврова, одна из самых закрытых звезд советского театра и кино? Мы публикуем четыре новеллы, авторы которых, близкие актрисе люди, порой противоречат друг другу в оценке черт ее характера, поступков, даже в фактах. Но это их право — рассказать о такой Лавровой, какой она осталась в их памяти.
Галина Боголюбова, заместитель художественного руководителя Театра имени Ермоловой
Когда в ноябре 1977 года я пришла в «Современник» на должность завлита, все сразу стали пугать меня Лавровой: и высокомерная, и резкая, и взбалмошная. В общем, звезда, от которой надо держаться подальше. Спустя неделю театр поехал на гастроли в Ленинград. Там я позвонила Дине Морисовне Шварц, работавшей завлитом в БДТ у Товстоногова. Эту удивительную женщину считаю своим учителем — и в профессии, и в жизни. Дина сказала, что вечером у них прогон «Пиквикского клуба» и я могу привести с собой актеров «Современника» — тех, кто изъявит желание. Набралось человек десять. Во время дневного спектакля «Вишневый сад» вхожу за кулисы и вижу Лаврову, которая играла Раневскую и ждала начала своей сцены. Хочу пройти мимо, она вдруг резко поворачивается и спрашивает:
— Галина Борисовна, почему все сегодня идут на «Пиквика», а я нет?
— Татьяна Евгеньевна, если хотите — пожалуйста. Встречаемся у БДТ в половине седьмого.
Встретив Татьяну у театра, предложила заглянуть к Дине — знала, что Шварц обожает Лаврову. Заглянули, я их познакомила. Завтруппой Валериан Иванович Михайлов — милейший интеллигентнейший старичок — тут же выставил бутылочку. Мы так увлеклись беседой под коньячок, что едва не опоздали к началу прогона. Вернувшись после спектакля в гостиницу, зависли вдвоем в номере Тани до утра. Говорили обо всем на свете, хохотали. Я смотрела на нее и думала: «Ну и где высокомерие, которым меня пугали? Где капризы, взбалмошность?»
К концу гастролей так сдружились, что и в Москве не сразу решились расстаться. На вокзале Татьяна предложила: «Поедем ко мне. Посмотришь, какой я ремонт сделала». По дороге купили цимлянское, какой-то закуски. В квартире на Кутузовском Татьяна с особой гордостью продемонстрировала белоснежные стены:
— Представляешь, еле удалось нужную краску достать — чтоб не цвета молока, не с оттенком слоновой кости. Зато сейчас смотрю — и радуюсь.
Сели за стол, Таня спрашивает:
— Ты умеешь открывать шампанское?
— Нет. А ты?
— Тоже.
Первый опыт обернулся тем, что ярко-красное цимлянское оказалось на стене. Конечно, Татьяна расстроилась, но увидев мое растерянное лицо, махнула рукой:
— Не переживай. Пятно картинами закрою.
Живопись до сих пор его маскирует — Володя, который, освоив еще и профессию дизайнера, разработал сотни интерьеров для заказчиков, никак не может решиться изменить что-то в маминой квартире.
Спустя год после нашего знакомства Татьяна ушла из «Современника», где семнадцать лет была примой. О причинах ее разрыва с театром порассказано и понаписано много всякого. Однажды читала даже, что конфликт разгорелся из-за того, что худрук вознамерилась отдать роли Татьяны недавно пришедшей в труппу Марине Нееловой. Ерунда! Просто случилось недоразумение, разрешить которое Лавровой и Волчек помешала гордость.
Летом 1978-го театр был на гастролях в Германии. Татьяна играла почти во всех постановках и к моменту возвращения осталась практически без голоса. В Москве пришлось отменять спектакли с ее участием, телефоны дирекции разрывались от звонков разгневанных зрителей. И тут Татьяна получает приглашение из Германии на кинофестиваль. Дает согласие, пишет заявление с просьбой отпустить на несколько дней и несет бумагу директору Владимиру Акимовичу Носкову. Тот всплескивает руками:
— Как же так, Таня?! Мы из-за тебя отменяем спектакли, а ты...
— Но я ведь не играть еду. Буду молчать — и голос за это время восстановится.
— Нет, отпустить не могу!
Татьяна психанула и через несколько минут вернулась в кабинет директора с заявлением об увольнении.
У Галины Борисовны своя версия конфликта, предшествовавшего уходу Лавровой, но он происходил на моих глазах и я все прекрасно помню. Волчек в тот день не было, она узнала о случившемся постфактум и очень обиделась на Татьяну. Они ведь по-настоящему дружили. И то, что Лаврова, прежде чем бросать на стол заявление, с ней не поговорила... В общем, Галина Борисовна дала бумаге ход, что стало для Татьяны ударом. Она-то была уверена, что худрук ей позвонит, предложит поговорить по душам. Несколько недель я металась между ними, уговаривая и ту и другую первой сделать шаг навстречу. Ни в какую: схлестнулись две гордости, два самолюбия.
Внешне Волчек, конечно, гораздо более сдержанный человек, но все равно было видно, что переживает. А Таня страдала так, что у близких сердце кровью обливалось. Не дождавшись звонка от Галины Борисовны, Лаврова ушла во МХАТ к Ефремову. Олег Николаевич звал ее с собой еще восемь лет назад, когда создавал труппу, но Татьяна отказалась — она любила «Современник», любила Волчек.
Во МХАТе были свои примы, и единственной заметной ролью, которую Таня сыграла там, стала Аркадина в «Чайке». Мне кажется, она до последнего ждала, что Галина Борисовна ее позовет, предложит роль. Впрочем, Таня ждала этого и от Табакова, который сменил Ефремова на посту худрука, и от кинорежиссеров. Не дождалась. Тем не менее Табакову она была очень благодарна — помимо зарплаты он регулярно выписывал ей премии, материальную помощь. А с Волчек они так и не помирились...
Татьяна очень хотела играть, хотя и приходилось от нее слышать: «Ненавижу это все». Но ненавидела она не профессию, а свою немощь. И как же ее преображал выход на публику! В 2003 году Лаврову номинировали на «Нику» за роль в фильме «Кино про кино», она в это время лежала в НИИ имени Бурденко — после сложнейшей операции на позвоночнике. Лаврова уговорила врачей отпустить ее на один вечер. Когда мы с Володей приехали за Татьяной, у меня сердце сжалось: такой она была бледной, слабой. Стилисты сделали прическу, макияж, помогли выбрать наряд. Татьяна вышла на сцену за крылатой статуэткой, и зал восторженно выдохнул — так была хороша!
Не раз приходилось слышать: «Лаврова была такой красавицей, такой талантливой актрисой, а личная жизнь не сложилась». О последнем я бы поспорила. Таня любила и была любима мужчинами, о которых другие могли только грезить. Андрей Вознесенский посвятил ей одно из своих лучших стихотворений «Ты меня на рассвете разбудишь», совершал ради нее сумасшедшие романтические поступки. Однажды завалил номер в нью-йоркской гостинице апельсинами. Таня вошла и увидела, что весь пол устлан оранжевыми плодами, а между ними — горящие свечи. Он описал эту историю в рассказе «Апельсины, апельсины...», речь в нем идет о европейке, фотографе, но на самом деле имеется в виду Татьяна.
Я человек не склонный к мистике, но должна признать: Лаврова, вероятно, обладала экстрасенсорными способностями. Случай, который это подтверждает, рассказывал Вознесенский: «Собирался в Америку без Татьяны. И она очень обиделась. Перед отъездом поехал в Крым к своему другу Ткаченко. Тогда легко бегал по горам, и вдруг кто-то меня будто в спину толкнул! Я увидел взгляд этой женщины. Упал и сломал ключицу. А дальше она позвонила Ткаченко и говорит: «Саша, ты знаешь, что-то случилось с Андреем. И это я сделала!» Вот такая сильная у нее ненависть была! Потом она все-таки приехала ко мне. Я ее простил». Андрей не прав в одном: не ненависть двигала Татьяной, а тоска. Почувствовав, что с ним что-то случилось, она безумно испугалась. И очень переживала, что ее страстное желание быть рядом обернулось для Андрея травмой.
Другой мистической истории уже я сама была свидетелем. Утром третьего марта 1981 года мне позвонила Лаврова:
— Галя, Даль умер. Я только что узнала... А ночью он мне приснился, представляешь? Задумчивый, грустный и почему-то с бородой. Почему с бородой, Галь? Он же никогда ее не носил.
Понимая, что подруга находится на грани нервного срыва, позвала ее к себе:
— Приезжай, побудешь у меня несколько дней, а когда Олега привезут в Москву, вместе пойдем прощаться.
Хоронили Даля седьмого марта. В гробу он лежал с бородой. Как потом выяснилось: пришлось отрастить для роли, в которой Олег не успел сняться.
— Таня, ты видишь? — потрясенно прошептала я. — Борода...
Лаврова произнесла еле слышно:
— Во сне он приходил ко мне попрощаться.
Получается, глубокая душевная связь между ними существовала до самой последней минуты.
Ольга Никулина, переводчик, писатель
Картинка из нашей беззаботной юности: Коктебель, лето 1958 года. Мы с мужем поселились в хибарке на краю поселка, недалеко от Лягушачьей бухты. В полусотне метров стоял большой мангал, к которому каждый вечер подтягивалась отдыхавшая в Доме творчества молодежь. Однажды кто-то из московских приятелей привел Таню. Ею невозможно было не залюбоваться: роскошные волосы, огромные карие глаза, кожа от легкого загара цвета меда. Когда улыбалась, зубы сверкали словно жемчуг. Живое выразительное лицо мгновенно выдавало любую эмоцию — сразу было видно, кто ей приглянулся, а кто нет. Лаврову нисколько не портили ни ломкий как у подростка голос, ни мальчишеская пластика. Она и ходила как ребенок: легко, быстро, чуть загребая одной ногой.
Вернувшись в Москву, мы часто собирались коктебельской компанией, а потом всех закрутили работа, семейные проблемы. Встречались только на днях рождения или по большим праздникам. Слава, которая свалилась на двадцатитрехлетнюю Лаврову после выхода «Девяти дней...», совсем ее не изменила — во всяком случае, друзья этого не ощущали.
Однажды Таня пришла в гости с Далем, с которым они собирались пожениться. За столом сидела большая компания, но Лаврова видела и слышала только Олега. Народ, улыбаясь, шептался: «Вот это наша Танюшка влюбилась! Насмерть...» В разгар вечеринки Олег вдруг схватился за сердце и стал задыхаться. Как же Таня испугалась! Слава богу, приступ скоро прошел.
Я видела ее всякой: и по-деловому собранной, и бесшабашно веселой, и глубоко несчастной. Помню, с каким упоением в разгар романа с Андреем Вознесенским Лаврова читала его стихи и как спустя какое-то время мне жаловалась: «Он постоянно обещает уйти от жены, но не уходит. Я уже так устала от этой неопределенности». Потом Татьяна надолго пропала и объявилась только осенью 1977-го — позвонив, попросила срочно приехать. Встретила словами: «Никаких отношений с Андреем больше нет. Оля, меня так унизили...» Подробности Лаврова рассказывать не стала, а я не сочла нужным выспрашивать. Судя по тому, что Таня была буквально раздавлена, история там вышла очень нехорошая.
Впрочем, хватит о грустном. Расскажу-ка лучше забавный случай, в котором Таня предстает озорной девчонкой. Как-то мы с подружкой закатились к ней на Кутузовский: устроились за столом в комнате, которая служила и гостиной, и спальней, выпили по чуть-чуть, закусив жареной картошкой с соленой рыбкой и обожаемым хозяйкой маринованным чесноком. Расслабились — чешем языками, смеемся. Вдруг Татьяну будто подбрасывает со стула: «Опять на мое окно оптику направили! Видели, сверкнуло? Квартира Брежнева — вон в том доме, как раз напротив моей. И оттуда меня постоянно разглядывают и снимают на камеру. На ночь шторы задергиваю, а днем что, тоже в темноте сидеть?»
Присмотрелись — за окном у Леонида Ильича и впрямь что-то поблескивает. Нашему возмущению не было предела: безобразие, никакой личной жизни! Кто предложил устроить «акт отмщения» — не помню, по-моему, все-таки Татьяна. Умирая со смеху, по очереди забирались на стол и демонстрировали оптике в брежневской квартире голые попки.
Спустя какое-то время я поинтересовалась у Лавровой:
— Ну что, по-прежнему подсматривают или перестали?
— Подсматривают! — расхохоталась она. — Наверное, понравилось, ждут следующего сеанса.
Таня могла быть жесткой, резкой, безапелляционной, но в душе оставалась девчонкой — хулиганистой и в то же время ранимой и романтичной. Однажды зашел разговор об иностранных мужчинах.
— Сколько раз на приемах видела: идет карга каргой, а рядом — мужик-красавец с та-а-акими манерами! И в машину-то эту бабу-ягу он усаживает, и ручки ей целует. Если бы ты знала, как мне этого не хватает! Такого вот отношения...