Маргарита Аброськина: «Мне на многое интересно пойти ради роли»
«Нам, балетным детям, казалось, что все остальные люди в мире — неудачники, только мы можем чего-то достичь. И поэтому уходить было очень страшно. Я не хотела учиться, не хотела становиться балериной, но получить клеймо неудачницы, которая не смогла, не достигла, было страшнее всего».
Маргарита, назовите три самых важных решения, которые вы приняли за последний год.
— Не назову, важных решений за этот год я не принимала. К серьезным переменам в жизни всегда подхожу постепенно, хотя я авантюрный человек, люблю все новое. Единственное, поменяла киноагента, который был со мной на протяжении семи лет. Знаю, что в профессии все зависит от меня, а не от агента, но все же я в предвкушении каких-то изменений и нового витка моего творческого пути.
— Считаете себя капитаном своей судьбы?
— Не могу сказать однозначно. Знаю точно, что если буду лежать на диване и рыдать, ничего не произойдет. Пробовала — не вышло. С другой стороны, не стоит брать во внимание влияние каких-то внешних сил, кто во что верит — в Бога или Вселенную. Когда получается довериться, убрать страхи и контроль, я чувствую какую-то поддержку.
— Маргарита, в вашей фильмографии более 30 картин, и среди них есть очень достойные: «Регби», «Наследство», «Непослушник 2», «Толя-робот». А какой работой вы сами больше всего дорожите?
— Я дорожу почти всеми работами. В моей фильмографии есть только пара картин, которые я никогда не упомяну. Если бы тогда знала, каким будет результат, ни за что не согласилась бы в них сниматься. У меня есть возможность выбирать проекты. Конечно, я не могу годами сидеть и ждать главных ролей... Но и не соглашусь на что-то посредственное только ради денег.
Сериал «Регби» считаю удачным. Но проект, по моему мнению, недооценен. Он мог бы стать одним из главных сериалов сезона и иметь продолжение, но не стал. Все мы знаем, особенно по последним картинам, что огромный процент успеха зависит от бюджета, вложенного в пиар проекта. В случае с «Регби» этого не произошло. У нас в основном работало сарафанное радио, что, конечно, является большим плюсом и говорит о настоящей любви зрителя.
После «Регби» появилась узнаваемость, популярность. Ко мне часто подходили подростки и говорили: «Настя, можно тебя обнять?» Так звали мою героиню, и почему-то всем хотелось ее обнять. Это было очень трогательно. А был случай, когда одна девушка меня обняла и не хотела отпускать. Чувствовалось, что в моей героине Насте она хочет найти какую-то поддержку. Мне кажется, это ценнее, чем просто фотография в копилку.
К слову, несмотря на мою выросшую популярность, после «Регби» в плане новых предложений по съемкам было затишье. А вот после сериала «Толя-робот» на меня обратили внимание режиссеры, узнали, что есть новая актриса в российском кино.
— В одном интервью вы сказали, что сериал «Регби» стал для вас самым сложным проектом. Почему?
— Я целый год готовилась к этой роли, была полностью погружена в нее. Мне нравится находиться в контакте со своим персонажем на протяжении долгого времени, поэтому и люблю сниматься в сериалах. Я как будто со стороны наблюдаю за живым человеком, анализирую его поступки, цели, желания. С каждым днем понимаешь его все больше, находишь общее, и он становится тебе родным. Так появляется любовь.
В «Регби» у меня было 110 съемочных смен. Я, конечно, не превратилась в Настю, но заметила, что начала говорить словами моей героини, реагировать и двигаться, как она. И избавиться от этого было довольно сложно. А еще непросто было сниматься в холодную погоду, когда на улице минус десять, дует сильный ветер, а ты вынужден быть на поле по 12 часов. Конечно, по мере возможности меня старались утеплить, но все это в какой-то момент переставало работать, и я не чувствовала то ног, то рук, а один раз у меня в кадре замерзло лицо. Я произношу монолог и понимаю, что не двигаются ни губы, ни подбородок, ни язык. Помощник режиссера говорит в рацию: «У Риты замерз рот, отогреваем рот Риты». Мне дали горячий чай, я массировала губы руками.
За время съемок лечила горло пять раз. Выходила на площадку с температурой 38, пила антибиотики. Помню, как рыдала накануне сложной сцены. Мне казалось, что я выйду на смену — и все, упаду. На улице было минус 27 градусов, я болела, а предстояло сниматься в осенней одежде. Режиссер говорил: «Рита, мы тебя утеплим». А я звонила маме и плакала в трубку: «Я боюсь умереть, я только боюсь умереть». Но потом выходила на площадку, снималась и не умирала. Мама писала мне сообщения, звонила, переживала. А я ей потом перезванивала и спрашивала, что случилось. Вот всегда у меня так происходит: вначале очень сильно боюсь, а во время съемок меня отпускает. Мол, уж раз пришла сюда, надо работать и не думать ни о чем.
— Вы попали во вторую часть фильма Владимира Котта «Непослушник 2». Как вас принял сложившийся коллектив?
— Я ходила на премьеру первого «Непослушника», и от просмотра осталось хорошее впечатление. А летом вдруг раздается звонок и мне предлагают сняться в продолжении. Очень хотелось поработать с Владимиром Коттом, так что я согласилась сразу. Признаюсь, получила огромное удовольствие от процесса. Я знала, что Котт отличается от многих режиссеров, которые эмоциональны, выплескивают много энергии на съемочной площадке. А Владимир даже в самой патовой ситуации все решает максимально быстро, спокойно и тихо. Не помню ни одного момента, когда бы на его лице отразились тревога, недовольство или разочарование. Он говорит: «Дайте мне 37 секунд». Стоит, внимательно смотрит, и через 37 секунд появляется решение проблемы. На площадке очень комфортные условия: ты не отвлекаешься на посторонние вещи, не нервничаешь, концентрируешься на работе. Это необычно. Как правило, режиссеры находятся в творческих муках.
Коллектив довольно хорошо меня принял. Было полное ощущение, что я со всеми давно знакома. Мы часто все вместе сидели за обедом, общались. Юрий Кузнецов рассказывал про свою актерскую жизнь, про съемки и встречи с интересными людьми. Конечно, когда ты снимаешься с такими актерами, надо пользоваться моментом. Юрий Александрович очень внимательный человек, у нас с ним было не так много сцен, но он считал важным со мной познакомиться и пообщаться.
— Вы были очень хорошей гимнасткой, показывали высокие результаты, но ушли из профессионального спорта. Почему?
— У меня действительно были очень высокие результаты, я почти всегда оказывалась на первых местах. Ирина Винер взяла меня к себе в команду в юношескую сборную. Но потом нам с мамой сказали, что с пятого класса мне нужно уйти в экстернат и три года посвятить только гимнастике. С 15 лет я должна была уже участвовать в Олимпиаде. Я, конечно, очень этого хотела и мечтала о серьезных соревнованиях.
Я занималась с Екатериной Сергеевной Сиротиной, она довольно известный в мире тренер по художественной гимнастике. Екатерина Сергеевна ставила большие творческие номера, в которых участвовали девочки разного возраста, в том числе и гимнастки из первого эшелона — на тот момент действующие чемпионки мира и Европы. Мы занимались в одной группе с Маргаритой Мамун, Настей Назаренко, я знала Алину Кабаеву.
Но потом Ирина Винер дала мне другого тренера, и это стало большим стрессом. Новый тренер была во мне не сильно заинтересована, потому что вкладывала силы в другую гимнастку, с которой занималась много лет. А потом мама узнала, что происходит на сборах: девочек не жалеют, заставляют тренироваться с высокой температурой и тому подобное. Очень много случалось жестких историй.
А у меня тогда уже начались проблемы со спиной. Мы поговорили, мама мне объяснила, что сейчас, пока я юна, проблемы со здоровьем не столь очевидны, но с возрастом ситуация ухудшится. И предложила найти какое-нибудь похожее занятие, не такое травмирующее. Наверное, если бы я продолжала тренироваться с Екатериной Сергеевной, не ушла бы из спорта и мама бы меня поддержала. Но тут я решила: «Хорошо, давай попробуем».
Когда мне сейчас задают вопрос про «потерянное детство», я искренне удивляюсь, потому что ни за что бы не променяла гимнастику на игры во дворе с ребятами.