Коллекция. Караван историйРепортаж
Людмила Чиркова: «Очень долго меня преследовало чувство ответственности, что я не имею права подвести отца»
«Мне самой трудно себя оценивать, получилась у меня Старицкая или нет. Я находилась внутри процесса. Но приятель сына, с которым он дружит с детских лет, посмотрев сериал, высказался: «Знаешь, Макс, а я понял, почему ты такой воспитанный. Твоя мама в «Грозном» говорит гонцу, который начал ей что-то возражать: «С матерью спорить? Запорю!» И это звучит так убедительно, вот поэтому».
— Людмила Борисовна, если посмотреть вашу фильмографию, то очевидно, что заметные роли в кино пришли к вам в последнее время. Почему не раньше?
— Я много лет преподаю в Институте кинематографии актерское мастерство. Однажды одна из моих студенток познакомила со своим агентом. Та посмотрела на меня и вдруг произнесла: «А давайте я возьму и вас». Я сначала долго отказывалась, но она была настойчива, и в конце концов я согласилась. Благодаря моему агенту я сыграла в 38 фильмах!
— И так получили роль бабушки в семье, состоящей из женщин, в фильме «Фрау». Чем привлек этот властный персонаж, авторитарная глава семьи? Легко ли складывались взаимоотношения с Лизой Янковской и Ингой Оболдиной, исполнившими роли внучки и дочки?
— Сложно нам не было. Все мы так или иначе уже немного друг друга знали. С Лизой я познакомилась на съемках второго сезона сериала «Оптимисты» (на первый сезон меня пригласил сам Алексей Попогребский, увидев в спектакле «Хармс. Мыр» «Гоголь-центра», а во втором сезоне Алексей уже называл меня своим амулетом). А с Ингой Оболдиной мы играли в спектакле «Две комнаты», она была приглашенной актрисой в проект «Гоголь-центра».
Почему согласилась на роль? Честно говоря, просто потому, что в тот момент мне нужно было что-то делать, чем-то себя занять. За два месяца до съемок «Фрау» тяжело уходил из жизни мой муж... Мы прожили вместе много лет, потеря была невосполнимой.
Помню, приехала на пробы, мы поговорили с режиссером Любой Мульменко. Не знаю, чем я ей понравилась, разговор наш часто прерывался моими вопросами — я не отличаюсь сдержанностью. Когда начались съемки, я за всех нас порадовалась. Опасения, что в фильме нет замысловатого сюжета, где все переставлено с ног на голову, и поэтому он не захватит зрителей, моментально развеялись. История держала меня от начала до конца, просто такие картины сегодня многие снимать разучились, а Люба — нет.
В самой обыкновенной истории, рассказанной в фильме «Фрау», каждый найдет свою точку соприкосновения. Люба была деликатна с нами на площадке, она очень трогательно, как будто даже стесняясь, делала замечания, тем не менее точно знала, чего хочет, понимала, как актрисы, которых она выбрала, могли бы этот материал донести. Работалось мне хорошо: вроде бы режиссер тебя не гонит, ничего сверхъестественного не требует, но в какой-то момент ты сам вдруг понимаешь, что все мы так давно не играли про простые вещи.
Честно говоря, смотрела картину на премьере в большом волнении: что получилось? Видеть себя на экране для меня большое испытание. Жаль, что в окончательном монтаже не увидела некоторых своих сцен, которые казались мне более глубокими и интересными. Но для картины режиссер все сделала как надо. Именно так стоит рассказывать о простых человеческих, не прикрытых ничем отношениях. В фильме нет ничего сверхъестественного, просто жизнь. И это трогает до слез.
— Один мой знакомый однажды произнес: русские женщины очень сильно недолюблены. Что вам удалось сказать этим фильмом о женской судьбе?
— Наверное, у каждой из трех героинь очень разные женские необходимости. Мой сын смотрел фильм вместе со мной и потом сказал: «Как странно, я ждал, что монахиня скажет бабушке какие-то важные слова, что-то вроде проповеди, но она ничего ей не сказала, а бабушка просто тихо ушла из жизни...» Я объяснила ему: когда человек уходит, никакие слова ему не нужны, ему необходимо ощущать дыхание близких рядом. И Лиза донесла это прекрасно, особенно в сцене, когда она расчесывает бабушкины спутанные волосы. Внучка, которая занята своей жизнью, личными проблемами, прибежала к бабушке, чтобы скрасить ее последние часы, чтобы та ушла в полной уверенности: ты нужна своей семье, тебя по-настоящему любят.
Молодежь сегодня особенно жаждет счастья, старается отыскать свою половинку, спешит, мечется туда-сюда, делает ошибки. Может быть, посмотрев картину, молодые поймут, что пожилому человеку не нужны ни госпитали, ни замечательные сиделки, ни сверхмощные лекарства, а необходим родной человек, который просто посидит рядом.
— Героине Янковской встретился чистый, благородный юноша, а ей нужен пьяница, который даже не обещает развестись. Да и юноша, идеалом которого является Тиль Уленшпигель, в упор не видит женщину, которая его беззаветно любит, ему нужна балерина, девушка из другой среды, хотя с ней у него нет ничего общего.
— Как часто мужчины не замечают, кто рядом с ними, придумали себе свою Дульсинею, но это не принесло счастья, так бывает. В фильме «Фрау» герои прошли через душевные испытания, перешагнули их и ушли не сломленными, не озлобленными, как будто свалили с себя какую-то тяжесть и теперь готовы жить иначе. В финале у сидящего на рыбалке у проруби героя другое лицо. А у героини Лизы не такая вымученная улыбка.
Вообще, мне повезло. После «Фрау» я прошлым летом снималась в фильме «Медовый месяц», который тоже рассказывает историю нескольких поколений семьи. Я опять играла представительницу старшего поколения, которая уверена, что не имеет права вмешиваться в жизнь внучки, хотя та готова совершить ошибку и связать свою судьбу не с тем человеком. Моя героиня считает, что может лишь неназойливо советовать: подожди, посмотри, не торопись, подумай. И может, молодежи больше нужна такая мудрая, никого не поучающая советчица, чем нравоучительные воспитательные меры.
— Женщины сегодня становятся жесткими, потому что привыкли к самостоятельности, к тому, что нельзя попадать в зависимость к мужчине, пусть даже любимому, поскольку добром это не кончится. Многие и взваливают на себя мужские обязанности.
— Тогда я романтик. Если выходишь замуж, связываешь жизнь с человеком, значит, только по любви. Недавно перечитывала повесть Юрия Германа «Дорогой мой человек» и набрела на фразу из письма, которое Варя писала Володе Устименко, когда у них произошла размолвка: «Если меня обидят, то ты обидишься за нас. Но я не могу обижаться на тебя, потому что ты — это я, ведь левая моя рука не может обижаться на правую».
Понимаете, для меня это правильнее, чем всегда во всем надеяться только на себя. «Я» перестает существовать, когда люди соединяются, рождается «мы». Но, наверное, я немножечко избалована.
— Поделитесь, кто же вас избаловал?
— Муж, один на всю жизнь. Николай Михайлович Васильев был ученым, он защитил замечательную кандидатскую диссертацию, его научные идеи разошлись по миру. Он, так же, как его старший брат, был связан с космической отраслью, занимался лазерными установками. Наверное, судьба нас свела. Но пришли новые времена, наука оказалась никем не востребованной. Так сложилось, что нам нужно было снимать квартиру, а с деньгами на тот момент, в конце восьмидесятых, было туго, порой вообще никак. Вы же сами понимаете: у обыкновенной артистки в не академическом Театре Гоголя была та еще зарплата. И тогда муж решил, что уйдет из науки, примет приглашение работать в министерстве, поскольку чиновники получают в разы больше. Когда тебе позволено быть женщиной и ребенком, это дорогого стоит. Это не значит, что мне все прощалось, нет, но под прикрытием я была всегда.
— Как ваш муж мирился с вашей профессией, когда жена до ночи пропадает в театре или обнимается-целуется с посторонними мужчинами на сцене?
— С юмором. Наверное, мне повезло, я люблю умных мужчин, обладающих чувством юмора, поэтому мы и сошлись.
Со мной случалось по-другому. Сидишь дома, готовишь роль, а она, бывало, не получается, и все тут! Начинаешь нервничать, доводить себя, на себя же сердишься и... швыряешь тарелки об пол. Боже мой, сколько я посуды перебила — с ума сойти! У мужа хватало юмора, он смотрел на все это с улыбкой и говорил: «Сынок, мама репетирует, пойдем погуляем».
Посуда просто элементарно не держалась в доме, поэтому мы покупали самое дешевое. Муж предупреждал: «Ты только хорошее не покупай, у тебя же скоро премьера или студенты сдают зачет в институте, давай что-то попроще».
— Какой молодец!
— Да! Для нас было совершенно естественно, например, что он разбивал свой отпуск. Мой приходился на определенное время летом, и Коля брал отпуск, чтобы соединиться со мной хотя бы на две недели. Дачи у нас не было, поэтому вторую половину муж отгуливал зимой, чтобы в детские каникулы вывезти сына за город, в какой-нибудь пансионат. И мне почему-то не казалось это подвигом, такое отношение было для меня естественным. Если мы вместе живем, то все это — наше общее. Когда Коля уезжал в командировки, говорил трехлетнему сыну Максиму: «Значит, так: ты остаешься в доме за мужчину, будь добр, береги маму, следи, чтобы все у нее складывалось хорошо». И сын потом с радостью докладывал: «Папа, а Баталов маме руку на плечо положил, я все видел, я тебе говорю!»
— Это где же он такое наблюдал?
— Во ВГИКе. Так что и сын в этом отношении взял от отца самое лучшее. Мы его не учили, просто мы так жили, и он впитал, наверное, то, что было естественным для нашей семьи.
— Как сложилась судьба Максима?
— Поскольку у нас не было бабушек (я родилась в семье артистов — Бориса Чиркова и Людмилы Геники-Чирковой, они тоже пропадали на работе), сын все время находился со мной в театре, его там уже знали. Он жил за кулисами, иногда там и засыпал, а когда вдруг просыпался и мамы не было рядом, шел меня искать. Так раза два он в поисках выходил на сцену. В 11 лет он снялся в фильме про Пушкина, играл брата Александра Сергеевича Левушку, у него тогда были соответствовавшие образу локоны. Правда, я этого фильма не видела. И в 11 лет Максим нам с отцом твердо заявил, что в актерской профессии он сделал все, что мог. Позже, к окончанию школы, он почему-то решил, что все же хочет стать актером. Я как-то вернулась вечером после занятий в институте, зашла в его комнату и сказала: