«Железо» против четвертой промышленной революции
Роботы и 3D-принтеры — техника, в которой футуристы увидели базу Индустрии 4.0, — пока не может соперничать с производственной основой предыдущего промышленного уклада по универсальности и доступности
Еще недавно весь деловой мир готовился немедленно, уже в начале второго десятилетия XXI века, вступить в новую промышленную эру. Грядущую экономику самоуверенно назвали Индустрией 4.0, подразумевая, что речь идет ни много ни мало о промышленной революции, четвертой по счету. Правительства с энтузиазмом принимали соответствующие программы. Многочисленные стартапы выводили на рынок экзотические образцы новых технологий печатания всего «по заказу» на 3D-принтере — от индивидуальных стелек для обуви до многоэтажных домов. Предприятия стали примерять на себя модель полностью автоматизированных и роботизированных линий, где без участия человека сырье превращается в готовый продукт: на входе — корова, а на выходе — колбаса. Медиа взахлеб обсуждали трансформацию общества, в котором индустриальное производство будет отчуждено от человека.
Однако реальность, похоже, не торопится следовать за нашими прогнозами. Человечество незаметно вступило в «революционную» декаду, а новая промышленность все еще проигрывает старой, концентрируясь лишь в нескольких отраслях и оставаясь игрушкой крупнейших игроков.
О том, почему буксует роботизация и «принтеризация» производства, рассказывает Роман Копосов. руководитель направления «Стратегическое планирование» ГК «Институт тренинга — АРБ Про».
— Почему о 3D-печати и робототехнике можно говорить как о несостоявшихся технологических прорывах?
— Я бы сказал, что эти технологии не вызвали революцию в обозримом промежутке времени и в глобальном масштабе. Скажем, интернет как система смог повлиять на огромное количество отраслей, в первую очередь на интернет-почту, уничтожив рынок коротких и быстрых отправлений. И несмотря на то, что в конце 1990-х — начале 2000-х годов рынок пережил крах доткомов, в итоге интернет радикально изменил потребительское поведение и возникла онлайн-экономика.
Одним из признаков технологической революции является взрывной рост, когда та или иная технология и все продукты, сервисы, с ней связанные, растут на 60, 100, 150 процентов в год и за несколько лет занимают до 5060 процентов разных рынков. И такое происходит в технологиях виртуальной дополненной реальности, там были темпы роста 7075 процентов. Но если взять ту же робототехнику, то американский рынок растет год от года на 1520 процентов — это не взрывной рост, а такое хорошее эволюционное развитие. В России выручка крупнейших игроков, которую мы смогли посчитать, за 2019 год выросла на 46 процентов, за 2020-й — на 3,2 процента, по понятным причинам. В целом по миру объем производства промышленных роботов постоянно растет, и в 2019 году их было выпущено 373 тысячи штук.
Фактически эта технология развивается давно и постепенно, охватывая определенные отрасли и массовые, стандартные, многократно повторяющиеся операции, не требующие особого интеллекта, с которыми робот может справиться лучше человека: резка, сварка, покраска. Если и можно с какой-то степенью допущения сказать, что где-то робототехника произвела революцию, то, наверное, это автомобильное производство и потребительская электроника, то есть там, где высока цена ошибки и большие объемы выпуска.
— Если говорить не о количественных, а о качественных изменениях, что мы понимаем под революцией в робототехнике?
— Полное выключение человека из рутинных операций и передача их машине. Понятно, что решение об этом всегда принимается исходя из двух параметров — доступность технологии и экономика, то есть влияние на снижение цены и рост скорости производства, улучшение качества, что сопровождало первую, вторую, третью промышленные революции. Но на сей раз резкого скачка в так называемую Индустрию 4.0 не произошло. Даже про автомобильное производство нельзя сказать, что оно полностью автоматизировано, поскольку помимо сварки, покраски, перекладывания деталей с одного технологического участка на другой есть сборка кузова, и она все еще делается во многом человеком.
— А что произошло с 3D-печатью, ведь несколько лет назад казалось, что еще немного, и мы будет печатать всё и вся?
— Пока 3D-печать — это нишевая история из-за определенных минусов технологии. Первое: до сих пор время печати очень длительное. Только одна компания в мире, NEXA3D, смогла радикально увеличить скорость печати, до 20 раз. Но пока их технология защищена патентом. Второе: принтеры не универсальны с точки зрения используемых материалов. Если нужно печатать пластиком — это одна технология, если печатать полиамидом — другая, если речь идет о металле (это может быть сталь или алюминий), нужен специальный принтер. В России есть три-четыре производителя 3D-принтеров, всерьез занимающиеся металлом, но этим пользуется ограниченное число компаний. Скажем, при протезировании зубов все врачи и техники уже пользуются не оттисками, а 3D-сканированием, потому что это быстрее и точнее, но мало кто может напечатать металлическую часть коронки — это дороже и требует другого подхода к обучению персонала. И третий минус — очень ограниченное пространство для построения модели. Это примерно 3035 сантиметров в кубе. Правда, есть принтеры, способные строить модели по полметра, и есть такие, которые могут строить детали от метра и больше, но это исключения. Эти минусы и определяют то, что поле применения 3D-печати пока ограничено.
Хайп вокруг печати
— Откуда тогда взялись недавние революционные ожидания, связанные с 3D-печатью?
— Просто в 20102015 годах, когда сроки патентов на основные технологии 3D-печати начали уже истекать, на рынке появилось множество стартапов. Огромное количество молодых компаний взяли на вооружение эти технологии и стали запускать аналоги устройств от родоначальников этого направления — компаний 3D Systems и Stratasys. Были также популярны краудфандинговые площадки Indiegogo, Kickstarter, на которых появлялись новые компании с интересными 3D-принтерами. Эти устройства были дешевле, они уронили цены на рынке. А с появлением открытого рынка 3D-печати снизились цены на расходные материалы. В пределе самый дешевый принтер, который можно было собрать своими руками, стоил 150 долларов в Китае.
Доступность и большой интерес к этой теме со стороны бизнеса получили максимальную огласку, в том числе благодаря основателям этих компаний, технологическим журналистам, то есть это хорошо подпитывалось. Сформировались чрезмерные ожидания: все думали, что 3D-принтеры создадут принципиально новую систему производства — по запросу. Я очень хорошо помню, как UPS купила сто 3D-принтеров от компании Stratasys и поставила их в огромном хабе, заявив интересный сервис производства по запросу. Любую пластиковую деталь определенных размеров можно было изготовить и доставить в течение 24 часов. Но не так много клиентов этим воспользовались. Перехода от массового производства на конвейерах максимально однотипных изделий к 3D-печати, где была бы максимальная кастомизация, не произошло. Отдельные попытки есть. «Адидас» пробовал печатать стельки, но проект не получил развития. На 3D-принтере они также производят сетчатые подошвы, но на них поступает очень много жалоб от потребителей, потому что в сетчатой подошве застревает много грязи.
В новостях пяти-семилетней давности предрекалось также, что с помощью 3D-печати будут строить дома. Почти все стартапы такого рода находятся либо в США, либо в Европе, либо в ОАЭ и получают финансирование там, где это проще реализовать. Но мы не видим взрыва трансформации на строительном рынке. То же касается печати органов. Много было новостей о выращивании клеток щитовидный железы компанией 3D Bioprinting Solutions, но серьезных прорывов там тоже нет.
Помимо скорости печати технология 3D-принтинга требует развития с точки зрения точности, гладкости поверхности, которая должна получиться, потому что, когда вы печатаете слоями, получается ребристость. По факту сейчас 3D-принтинг — это простой станок, как и станок с ЧПУ, актуальный для определенного рода задач и применений.
— Какие задачи 3D-печать решает лучше всего?
— Первое — это макеты и прототипы, для чего она и предназначалась. Кроме того, 3D-принтеры начали использовать в производстве изделий небольших размеров с объемом партии до 250 штук. Если речь идет о больших партиях, то все еще выгоднее использовать технологии литья под давлением в изготовленную матрицу. Хотя в России ее изготовление может занять от нескольких недель до нескольких месяцев. И третий вариант частого использования 3D-принтинга — это ремонт сломанных узлов в оборудовании. Например, на заводе «Юнилевер» в России в производственную систему вшиты технологии, позволяющие очень быстро печатать изделия из пластика. Ломается пластиковый элемент внутри производственного агрегата, и вместо того, чтобы заказывать деталь на стороне, в то время как простаивает вся линия, они могут за несколько часов сделать на 3D-принтере самостоятельно новые детали.
Можно сказать, что 3D-печать серьезно видоизменила очень нишевые рынки и небольшие бизнесы. Взять тот же рынок макетирования. Например, при производстве наушников для музыкантов требуется очень точный слепок, и вместо того, чтобы делать его руками, теперь его делают с помощью 3D-печати. Но вряд ли в этой нише оборот достигает миллиарда долларов в год. То же касается создания макетов зданий: те, кто занимается макетами, сначала проектируют их в любом доступном программном обеспечении, потом нажимают пару кнопок, и отправляется этот макет на печать. В ювелирной промышленности использование 3D-печати заменило восковки — ключевой этап при создании модели украшения. Сегодня все ювелирные изделия сначала моделируются с помощью разного ПО, а потом отправляются на принтер для печатания модели. И процесс, когда человеку нужно сидеть и самостоятельно вырезать изделие из воска ручным инструментом, стал уделом ремесленников.
— А то, что 3D-принтеры применяют даже в космической отрасли, не является показателем технологического прорыва?
— Да, можно назвать мини-революцией то, что произошло в авиастроении и в космосе: раньше детали двигателей, лопаток и внутренних частей сваривались, собирались из трех-четырех узлов, а теперь они создаются на 3D-принтере, который печатает их металлом, и они становятся надежней. Но опять мы говорим об одной маленькой нише внутри производства, которая была проблемной.
Роботы для маленьких
— Вы упомянули, что решение о внедрении инновационных технологий принимается на основании двух факторов — технологического и экономического. С точки зрения стоимости той же робототехники она актуальна лишь для крупных компаний?
— Вообще-то, посчитать экономический эффект от автоматизации — это отдельная большая проблема. Мало кто из интеграторов робототехники в мире и в России высчитывает количество операций, времени, затрат на электроэнергию, на тепло, на риски, связанные с людьми, и готов предоставить подробный отчет. Не все интеграторы учитывают при расчетах такие финансовые инструменты, как лизинг и так далее. Поэтому финансовому директору, который принимает решение, приходится долго перебирать варианты: стоит ли в это инвестировать, стоит ли отказываться от человека, даже взятого временно, по аутстаффингу, и ставить туда робота.
К счастью, появляются новые направления робототехники, облегчающие подобный выбор не только для крупных, но и для средних компаний. Уже несколько лет развивается коллаборативная робототехника, она отличается от простых промышленных роботов тем, что эти роботы, коботы сокращенно, могут работать с человеком в одном пространстве, выполняя часть его операций. Коботы берут меньшие по весу детали, чем серьезные промышленные роботы, но, например, когда нужно установить деталь, заготовку в станок с ЧПУ, то есть просто открыть патрон, вставить эту деталь, потом закрыть, нажать кнопку и ждать, когда деталь изготовится, забрать ее из патрона и положить в накопитель, кобот прекрасно справляется. Этот сегмент растет на 6070 процентов в год, и в России он тоже очень актуален.
График 1: Темпы внедрения промышленных роботов в производство нельзя назвать революционными
График 2: Больше всего промышленные роботы востребованы в автомобилестроении и электронике
График 3: Россия не входит в список стран-лидеров по внедрению промышленных роботов
— Где именно применяются коллаборативные роботы в России?
— Если говорить об авангарде этих технологий, то пример номер один — это компания «Энерком» из Липецка. Изначально они занимались световым оборудованием, и еще у них есть производство керамических изоляторов. Начиная этот бизнес, они думали, как автоматизировать производство, чтобы получать высокое качество изделий, но по себестоимости значительно ниже, чем у конкурентов. Причем задача казалась невыполнимой — одновременное сохранение качества продукта и снижение себестоимости. Решение было найдено с помощью коллаборативной робототехники. Например, вместо того чтобы покупать огромный промышленный робот для покраски, который используется в автомобильной промышленности, они поставили несколько коботов на этапы сушки и вдавливания этих керамических изоляторов. То есть кобот берет заготовку и перекладывает с одного технологического участка на другой. Автоматизирована одна небольшая операция, а эффект оказался очень заметный.
И заметьте, «Энерком» не лидер на рынке освещения и не производственный гигант, это локальный игрок, который решал конкретную производственную задачу. Кстати, у этой истории было интересное продолжение. Илья Седогин, акционер «Энеркома», увидел в коботах потенциал как предприниматель и нашел новую нишу для внедрения — процесс паллетирования. Когда на финальном участке производства у вас выходят какие-то коробки, например с детскими соками, продуктами питания, с чем угодно, очень тяжелые, по 2040 килограммов, и вам нужно их сложить на паллету, эту операцию выполняет обычно человек из Средней Азии, который стоит компании денег, иногда не выходит на работу. Теперь эту работу делает кобот. На основе этого решения команда «Энерком» создала новое направление бизнеса, а одним из первых клиентов у них была компания «Данон», внедрившая эту технологию на нескольких заводах в России. Процесс внедрения занимал всего полторы недели, сейчас это стало еще быстрее.
— Вы сказали, всего полторы недели ушло на внедрение кобота. Насколько это быстрее, чем обычно?
— Дело в том, что сроки внедрения робототехники прямо влияют на стоимость проекта. И если вы делаете очень сложное техническое решение, то интеграция робота — от разработок и постановки задач до запуска — может занять от нескольких месяцев до полутора-двух лет. Стоить это будет от семи миллионов, когда речь идет об одном роботе. Но в «Энеркоме» предлагают коробочное решение, которое решает точечную и важную для бизнеса задачу автоматизации последнего элемента в производственной цепочке. По факту им нужно приехать сначала на производство, понять задачи и потом привезти готовый работающий робот. Стоить это будет от двух с половиной миллионов рублей. Если промышленный робот окупается в среднем до трех-пяти лет, то проект с коботом, скажем в случае операции паллетирования, окупается менее чем за два года. И это не единственный пример в России. Есть компании «Технорэд», «ФАМ-роботикс», которые тоже занимаются подобными проектами.
В частности, «ФАМ-роботикс» делала проект для компании «Диком» из Санкт-Петербурга — производителя металлической мебели. Правда, он занял около полутора лет, поскольку речь шла о полной замене сварщика роботом с помощью обычного и коллаборативного робота и требовалось изменить подход ко всем операциям. В результате то, что раньше выполнял человек со сварочным аппаратом, теперь делает связка из двух роботов. Но компания получила другую скорость, другую экономику на единицу своей продукции, и, думаю, эти инвестиции уже давно окупились.
Где больше рисков
— Насколько надежна робототехника и учитываются ли соответствующие риски при оценке эффективности проекта?
— Риск, что робот может выйти из строя, есть, и он такой же серьезный, как у любого сложного оборудования. Как это решается? Хорошие вендоры-интеграторы в свои договоры и сервисные соглашения включают скорость замены манипулятора, других элементов. Весь вопрос в скорости. Я знаю, что в «Энеркоме» своих роботов готовы менять быстрее чем за сутки. И многие сервисные компании держат большой склад запчастей, очень быстро приезжают на производство, их меняют и настраивают роботов заново. На рынке, внутри каждого из направлений, например автоматизация автомобильных производств, автоматизация машиностроения, автоматизация процессов производства продуктов питания, уже идет сервисная конкуренция. У «Тойоты» было очень четко расписанное, буквально по минутам, сервисное соглашение, по которому поставщик должен приехать на производство и его заменить.
График 4: Коллаборативные роботы набирают популярность у производственников
График 5: Ежегодно в России внедряется несколько сотен промышленных роботов
— У обычного оборудования существует ресурс работы, по которому производственники заранее планируют остановки и ремонты. Для роботов он тоже предусмотрен?
— Безусловно, известен межсервисный интервал и ресурс службы робота. Что здесь появилось нового с точки зрения технологий, так это интернет вещей, который позволяет снимать показатели любого производственного оборудования, включая робота, и предсказывать остановки, аварии в случае запредельных режимов его работы, и все эти данные автоматически отправляются либо в сервисную компанию, либо компании-поставщику.
В смысле рисков, кстати, 3D-технологии могут быть более проблемными, чем роботы. Да, там есть обычный производственный риск, что принтер может выйти из строя, но это не главное. 3D-принтер, по сути, может напечатать любое пластиковое или металлическое изделие заданных размеров, причем ему достаточно просто отсканировать какую-то оригинальную модель либо воссоздать ее с помощью графического редактора. Поэтому многие уже задумываются об угрозе копирования каких-то уникальных свойств своих моделей, в которые вложено много интеллектуального труда. Варианты юридической защиты интеллектуальной собственности в данном случае есть, но в любом случае это представляет проблему.
В конечном счете любая техника сравнивается с людьми, и экономика отдачи на ее внедрение чаще всего считается через фонд оплаты труда, определенных социальных вычислений. Поверьте, риск того, что человек — сварщик, маляр, или работник склада — может просто не выйти на работу, что он, получив зарплату, уйдет в запой, гораздо выше, чем поломка того же робота. Отдельный большой интерес к роботам возникает на фоне запрета работы мигрантов, а также на фоне пандемии и болезни сотрудников, которые обладали уникальными компетенциями. Поэтому в России уже есть кейсы малых и средних производств с большим применением робототехники.
— Можете привести пример?
— Есть группа компаний «Продмаш» в Самаре, и в нее входит компания «ПМ Композит», одна из первых, кто в России начал осваивать производство полимерных композитов. Для того чтобы дорогое оборудование работало без промежуточных остановок, чтобы минимум людей участвовало в процессе, они изначально интегрировали немецкие большие прессы с четырьмя промышленными роботами KUKA и в результате выпускают свою продукцию со скоростью, недоступной многим игрокам рынка. Тут еще важно то, что в каждом конкретном случае есть варианты оптимального сочетания роботов с другими технологиями, с той же автоматизацией. Скажем, уральская компания «Увелка», производитель круп, строя новое производство, выбрала максимальную автоматизацию конвейера и внедрение роботов как раз в процессе паллетирования, полностью исключив человека из этого уравнения.
Людей не уволят
— Существует устойчивое мнение, что Индустрия 4.0 — это своего рода заговор технологий против человека. Каковы социальные риски роботизации?
— В России это пока неактуально. Мало кейсов, когда были увольнения, тем более массовые -— больше десяти человек — из-за внедрения роботов. Большая часть предпринимателей, которых я знаю лично, находят применение уволенным: занимаются переобучением, переквалификацией этих людей. Более того, много предприятий, особенно это касается крупных холдингов, ориентированы на социальную гиперответственность, они держат рабочие места не потому, что это эффективно с точки зрения экономики, а чтобы десятки людей не потеряли работу.
Российский предприниматель, скорее, автоматизирует свои новые производства, как сделал холдинг «Черкизово» на заводе в Кашире. Этот завод не имеет аналогов в мире по уровню автоматизации. Это был кейс для огромного количества разработчиков роботов, интеграторов, производителей ПО. Они изначально закладывали идею максимальной автоматизации, снижение зависимости от человеческого фактора.
— Получается, что бизнес просто делает закладку этого социального риска на будущее, ведь рано или поздно все заводы будут новые?
— Не думаю. Во-первых, эффективность тотальной автоматизации еще неочевидна. Тот же завод в Кашире многие специалисты в отрасли всерьез не воспринимают, потому что туда вложено очень много средств, проект разрабатывался и внедрялся очень долго, и вопрос, когда это окупится, пока не имеет ответа. В целом это из разряда because we can, то есть потому, что компания может себе это позволить. Во-вторых, очень часто проекты по внедрению чего-то абсолютно нового сталкиваются с большим количеством проблем, некоторые вообще нерешаемы в обозримой перспективе. Проект «Черкизово» можно в этом смысле сравнить с проектами Илона Маска: он тоже автоматизировал очень много процессов, чего никто не делал в индустрии, и, получив массу остановок, переработок, доработок и так далее, в результате в одном из интервью сказал, что вдруг понял, что поставил на своем производстве слишком много роботов. Оказалось, что настройка, доработка, инженерия требуют высококвалифицированных специалистов, которых не хватает. По сути, рождаются новые профессии, но это не происходит одномоментно. Например, в России в 2019 году появился 851 человек, занимающийся интеграцией и внедрением роботов, их программированием в качестве части производственной линии. В 2020 году таких кадров прибавилось на 991 человека и в 2021 году — на 1103 человека. Это очень мало для массовой роботизации.
Что касается 3D-печати, то эта технология уже повлияла, и очень позитивно, на рынок труда. В частности, в ювелирную индустрию пришло множество молодых людей, занимающихся 3D-моделированием, дизайном. И они все нашли свое место в компаниях, где создателями были люди, делающие модели руками. Но последние не молодеют и уходят. Такой же эффект ожидается от роботизации автомобилей и перехода к автономному вождению. Число водителей длинномерных траков в США и сейчас уже в России уменьшается, многие выходят на пенсию, и налицо дефицит кадров, найти их большая проблема для собственников бизнеса. Кто будет водить грузовики? Поэтому появляется и активно развивается тема ИИ, в автоматизации доставки, курьерских сервисов и так далее.
— Неужели в мировой практике нет случаев массовых увольнений работников вследствие роботизации производства?
— Попытки есть. Вот кейс из сферы фастфуда. Согласитесь, что жарка бургеров и картофеля — простая операция, абсолютно повторяющиеся процессы и действия. И это один из кандидатов на полную автоматизацию. Одна из мировых компаний заказала такой проект. Посчитали — экономическая выгода есть. Но оказалось, что единовременно лишить работы людей, занимающихся жаркой картофеля и бургеров, невозможно: это резко ударит по акциям компании, поскольку противоречит тренду на ESG (принципы ответственного инвестирования: Environmental, Social, Governance — экология, социальное развитие, корпоративное управление. — «Эксперт»). Крупные компании очень зависимы от общественного мнения, им важен социальный капитал, они не пойдут на резкие изменения, которые могут ударить по их капитализации.
Революций не будет
— От чего зависит успешность внедрения роботов, почему «Увелка» или «ПМ Композит» могут полностью автоматизировать производство, а «Черкизово» сталкивается с проблемами?
— Тут важны многие факторы, включая отраслевую специфику. Скажем, автомобилестроение всегда находилось на пике технологий, при этом там было много ручных операций, требующих замены именно робототехникой. А в пищевой отрасли, тоже ориентированной на максимальную автоматизацию, никогда не требовались роботы — там был просто конвейер. Что касается мясной переработки, то это отдельная тема, поскольку есть такие операции, как обвалка, которые очень сложны для роботизации.
Если говорить об общих закономерностях, то первое условие успешного внедрения — это хороший производственный аудит, чего практически нет в России. У нас есть интеграторы, есть поставщики роботов, и только дватри человека на всю страну, которые могут прийти на любое производство: фармацевтическое, оконное, пищевое, — и сказать, на какие операции можно поставить робота. У них нет задачи поставить роботов везде, их задача понять, где нужен робот, а где лучше оставить человека, где нужно подождать, пока соответствующие технологии станут экономически более эффективными. Но эта функция сейчас лежит целиком и полностью на интеграторах, а у них может быть свой интерес: поставить как можно больше роботов и увеличить бюджет проекта.
Следующий важный момент — скорость внедрения. Компаниям, располагающим шестью-семью миллионами рублей на интеграцию, не нужны длинные проекты, по полтора года. Конечно, всегда есть уникальные задачи и проекты, но простые операции, где все максимально предсказуемо, можно автоматизировать быстро. Успешны проекты, где можно понятным образом посчитать экономику. Например, если есть явно выраженная сезонность, как на производстве строительных материалов, окон, легко показать выгоду от установки робота: в нужный момент его выключают — он не работает, собственникам не нужно выплачивать минимальный оклад работникам и прочее.
-— Каким вы видите будущее 3D-печати и робототехники?
-— В 3D-печати на горизонте пяти лет точно не произойдет чего-то особенного. Вряд ли мы будем есть еду, которую сами напечатаем на принтере дома. С точки зрения применения в инженерии, в проектировании, в прототипировании, в мелкосерийном производстве — да, это будет расширяться. Но это не промышленная революция, которая в одночасье изменит все. Если это будет гораздо выгоднее, чем обработка на станке с ЧПУ, либо литье под давлением, вот тогда и поговорим. С робототехникой на производственных предприятиях тоже все понятно: при строительстве новых, при переоборудовании действующих производств уже рассматривается максимальная автоматизация. Это не новость, и тренд продолжится. Но такого, что на входе корова, а на выходе колбаса, не будет.
Революция может быть не в промышленной, а в сервисной робототехнике — это автономное вождение автомобилей и сельхозтехники. То, что там происходит, действительно серьезно, и может быть очень сильный экономический эффект. Еще одно направление прорыва — это курьерская доставка. Возможно, появятся сервисные коллаборативные роботы, которые будут дешевле, будут обладать набором дополнительных функций в виде машинного зрения, более точного распознавания того, какой предмет нужно взять — вспомним «Амазон». И как только они будут одновременно дешевле, точнее, быстрее, чем человек, они начнут постепенно вытеснять человека в ряде операций, таких как сборка заказов для электронной коммерции.
— Разве промышленные роботы с точки зрения технологий не развиваются?
— Промышленный робот — это как была рука, так и осталась. Что в ней изменилось за последние три десятилетия? Электроника стала лучше. Она стала дешевле и надежнее. Их стали внедрять чаще после того, как разные отрасли получили от этого эффект. Но принципиально сама технология не поменялась. Коллаборативные роботы, которые работают с человеком в одной среде и которые стали сразу дешевле, внесли лишь маленькие изменения. Прорыв случился в головах, как только уже достаточно большое количество людей засунули стереотипы куда подальше и поняли, что в этом есть экономика. Будущее за сочетанием технологий, Индустрией 4.0, где производство объединено одной системой, где есть и роботы, и изначально автоматизированная производственная линия, ИИ, который может заказать самостоятельно запасные части, как только оборудование выходит из строя. И управлять всем логистическим процессом. Такие проекты сейчас есть, они постепенно внедряются, но это очень дорого. Пройдут десятилетия, прежде чем мы увидим полностью интеллектуальные фабрики.
— Россия находится в конце списка стран по оснащенности роботами. Каковы наши шансы продвинуться в этом направлении в ближайшем будущем?
— Да, сегодня в России число роботов на десять тысяч человек меньше, чем в Словении. Но это отставание объективно создает резерв для развития — здесь все, что связано с автоматизацией, будет иметь огромный спрос за счет низкой базы. Отдельный огромный резерв роста — в направлении коллаборативных и сервисных роботов на производстве — тех, которые не руками работают, а передвигают ту самую паллету из зоны погрузки уже на склад, в зону отгрузки. В России насчитываются буквально единицы таких решений. Поэтому те компании, которые создали бизнес на роботизации, будут иметь очень сильный рыночный успех. «Энерком» уже занимается обучением других компаний, которые производят промышленное оборудование, чтобы те продавали не только, скажем, сварочные аппараты, а готовые решения, включающие автоматизацию и роботизацию.
Объективным тормозом для автоматизации являются низкие зарплаты на производстве, когда люди в отдельных операциях обходятся дешевле, чем робот. Но с ростом зарплат все встанет на свои места.
Фото предоставлены ГК «Институт тренинга — АРБ Про»
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl