День Авроры
Телеведущая, блогер, бьюти-эксперт Аврора в откровенном интервью Наталье Родиковой – о любви, красоте, возрасте и новом принятии себя.
Первым делом мы попросили у Авроры прощения за ярко-синие веки. Так ее увидели наши стилисты – спортивно-космической, – и нам захотелось попробовать. «Вообще-то это круто! – ответила Аврора. – В этом столько энергии – как раз то, что мне нравится».
Наталья Родикова: Скажи, а на кого из родителей ты похожа – с этим твоим инопланетянским взглядом, глазами огромными? Кто у тебя такой красивый был?
Аврора: Знаешь, родители у меня оба были красивые. Я тебе могу как-нибудь показать их фотографию свадебную, это действительно два очень красивых человека. Сейчас их, к сожалению, уже нет в живых. Когда мама ушла, мне было 19, папа ушел позже, у меня уже была дочь... Но все равно – очень рано.
Н.Р.: Маму хорошо помнишь?
А: Да, хорошо. Она всегда была душой компании, ее все обожали, дико харизматичная, веселая, всегда какие-то тусовки у нас дома были. И еще она была ужасно модная и замороченная на красоте. Всегда ходила на каблуках, даже дома. Тщательно красила волосы круглый год, а не только летом, как делали многие советские женщины (под шапкой же все равно не видно!). Чтобы ты понимала, все это происходит в маленьком подмосковном городке, не в центре какой-то богемной жизни. И мы, в общем, обычная советская семья, которая ничем не отличается от любой другой семьи, живущей в нашем подъезде. И при этом у мамы всегда была французская косметика на туалетном столике, куда я все время пыталась залезть и чем-нибудь намазюкаться. Что-то приличное купить можно было только у спекулянтов, и мама как-то экономила, что-то откладывала и покупала себе всю это красоту. Помню, у нее были духи Dior, которые пахли ландышем, были румяна Estée Lauder в синей коробочке, пудра Lancôme...
Н.Р.: Твои бьюти-эксперименты мама одобряла?
А: Всегда! Более того, мне, например, прокололи уши перед первым классом, и это была не моя инициатива. Зато вот моя дочь до сих пор не с проколотыми ушами, и было очень смешно, когда мы недавно с Алексеем решили сделать ей на день рождения подарок – купить сережки и проколоть уши, она просто изумилась и посмотрела так: обалдели что ли, не надо мне ничего прокалывать! А когда я училась в шестом классе, пошла мода на мелирование. И что ты думаешь, когда я маме сообщила, что это здорово и мне бы хотелось мелирование, мы пошли и сделали его. А делалось оно очень смешно – тоже наверняка помнишь – надевалась на голову резиновая шапочка с дырками, и крючком для вязания вытаскивалась каждая прядь и красилась.
Н.Р. Это в Орехово-Зуево были шапочки в ходу, в Сибири тогда для этих целей надевали целлофановый пакет…
А: Это очень смешно! Да, а у нас были шапочки.
Н.Р. Так, а в смысле моды, какие у тебя были первые шаги?
А: О, я тебе сейчас расскажу про один фэшн-скандал, который случился в нашей семье. Папа у меня не сказать, чтобы был прям модник, но я вот сейчас смотрю на фотографии своих родителей, например, на свадьбе, и вижу, что у папы вместо галстука вот здесь – брошь...
Н.Р.: Бог ты мой!
А: Да, и не просто брошь, а из жемчуга. Она до сих пор у меня есть. Орехово-Зуево. 72-й год. И папа не артист балета при этом, и не фанат «Битлз», ничего такого – он спортсмен, фанат футбола. И при этом всегда любил какие-то такие интересные вещи. У него их было мало, и он очень аккуратно их всегда носил, и все у него было разложено по полочкам, в отличие от нас с мамой. Так вот у папы были американские джинсы – дикой красоты, василькового цвета, прям офигенные, тоже купленные на выкроенные из семейного бюджета деньги. Папа носил их несколько лет, и вдруг я стала замечать, что он их давно не надевал. Наверное, разонравились, подумала я. И решила, что надо джинсы эти прибрать, предварительно подогнав под себя. Обрезала внутри какую-то полоску, потом на машинке застрочила, попыталась это дело напялить на себя, поняла, что ничего не вышло – то есть я их просто тупо испортила. Сложила, как было, и вернула на место. И даже забыла про них. Через несколько месяцев вдруг слышу из родительской спальни папин крик: «Ира! Иди сюда!!!» Чувствую – дело пахнет керосином. Вхожу, и действительно: папа держит в руках эти испорченные джинсы, и его чуть ли не трясет. Я уже не помню, как я от этого отмазывалась и что мне за это было. Конечно, ничего такого особенного не было, потому что – ну как меня наказать? Бить меня не били, а что со мной еще сделаешь? Чего-то, наверное, лишили.