Уйти, чтобы остаться
В конце 1890-х годов близкий знакомый Льва Толстого и будущий первый глава Толстовского общества Николай Васильевич Давыдов (на тот момент председатель Московского окружного суда) рассказал ему о деле супругов Гиммер, обвинявшихся в инсценировке самоубийства с целью получения развода. Благодаря этому у великого писателя родился замысел драмы «Живой труп», сюжет которой во многом был заимствован из жизни.
«Никого не винить»
В канун Рождества 1895 года полицейские чины московской Якиманской части были проинформированы о том, что около проруби на Москве-реке обнаружено пальто, в карманах которого находились официальные бумаги на имя дворянина Николая Гиммера и типичная записка самоубийцы: «В моей смерти прошу никого не винить». Днём позже его супруга получила письмо, в котором говорилось, что, доведённый до отчаяния нищетой, он решил утопиться. Письмо было доставлено в полицию, которая ещё через три дня пригласила Екатерину Гиммер для опознания выловленного из реки тела. Та признала в утопленнике своего мужа. Тело было выдано «вдове», и в канун Нового года она захоронила его на Дорогомиловском кладбище.
Полиция сработала из рук вон плохо. Конечно, в праздничные дни у неё хватало работы, но всё равно можно было бы обратить внимание на то, что утопленник, вытащенный из реки ещё живым и умерший от переохлаждения уже в полицейском участке, был обнаружен шестью вёрстами выше по течению той проруби, около которой нашли пальто Гиммера. При подобном рвении якиманских пинкертонов замысел Екатерины Гиммер имел все шансы «выгореть», но не тут-то было…
«Покуда смерть не разлучит нас…»
Екатерина, дочь отставного прапорщика, вышла замуж за мелкого железнодорожного служащего из обрусевших немцев восемнадцатилетней девушкой в 1881 году. Поначалу семейная жизнь супругов складывалась благополучно, муж имел неплохие перспективы на службе, у них родился сын Николай. Сейчас уже трудно установить, что явилось причиной их разрыва через два года после свадьбы, но весьма вероятно, что он был во многом связан с пристрастием Гиммера к рюмке, которое после расставания начало принимать необратимый характер. Увольнение с работы и смерть матери окончательно подкосили его, и за десять последующих лет он совершенно спился с кругу, существуя на подачки родственников и обитая по многочисленным московским ночлежкам.
Тем временем его жена, напротив, стала вполне самостоятельной женщиной, выучилась на акушерку и поступила на работу в медицинскую часть крупной фабрики в Богородском уезде (в 1930 году Богородск был переименован в Ногинск). Там она познакомилась со служащим Степаном Чистовым, из крестьян. Между ними возникли романтические отношения, и Екатерина Гиммер начала разыскивать мужа, чтобы убедить его оформить развод.
Развод в Российской империи был делом трудным и довольно редким: согласно переписи 1897 года на тысячу взрослых приходилось 1–2 развода. Бракоразводные дела православных рассматривались духовными консисториями по месту жительства, апелляционной инстанцией был Синод. Основаниями считались прелюбодеяние, двоежёнство, добрачная болезнь, препятствующая супружеским отношениям, длительное безвестное отсутствие одного из супругов либо осуждение за тяжкое преступление. Николай Гиммер, уже привыкший к мысли, что он одинок, рассчитывая на небольшой ежемесячный пенсион от супруги, согласился выставить себя прелюбодеем. Однако Московская консистория упёрлась и в разводе отказала за недостаточностью свидетельств грехопадения мужа. Возможно, консисторские намекали на барашка в бумажке; московский митрополит Сергий (Ляпидевский),