Смерть бессильного вождя
Ленин считал себя великолепным оратором, непревзойдённым публицистом и мастером политических игр. Но он утратил голос, лишился способности даже диктовать свои тексты и потерял возможность отдавать приказы. Это был лидер страны, у которого из средств общения осталась только мимика. Так прошли последние месяцы жизни Ленина — человека, разрушившего прежнюю Россию и построившего новую, в которой проигнорируют его предсмертную волю.
Идеологические штампы, несмотря на лживость, иногда бывают очень точны в общей картине. Коммунистическая пропаганда ещё с детского сада навязывала будущим гражданам Страны Советов образ «дедушки Ленина» — доброго пожилого домашнего дяденьки, который плясал с детьми под ёлочкой, как зайка серенький, а в перерывах между утренниками совершил революцию и выиграл Гражданскую войну. Штамп, случайно или нет, запустил ещё Сергей Есенин в 1924 году: «...А он с сопливой детворой зимой катался на салазках».
Жестокий властолюбец и добрый дедушка
Ещё в советские времена некоторые подросшие дети, опираясь на полное собрание сочинений, увидят совсем другой образ — ожесточённого, нетерпеливого властолюбца, способного ругаться, как Городничий Гоголя или купец-самодур Островского. Когда властолюбец из партийного лидера станет правителем страны, к ругани добавятся требования вешать и расстреливать, причём даже тех, кого местные пролетарские власти сочтут «тунеядцами» (статья «Как нам организовать соревнование»).
И всё же, в последние годы жизни, пламенный вождь революции попытается примерить образ мудрого дедушки, который неустанно просит сыновей и внуков быть вежливыми, искать компромиссы, избегать разлада и раскола. Грубость одного из преемников будет названа не достоинством, а помехой остаться на посту генерального секретаря. Соратники вежливо выслушают дедушку и поделят политическое наследство ещё до его физической смерти.
Свобода в пределах коммунизма
В годы Великой французской революции над дверями якобинского клуба висел лозунг: «Что ты сделал, чтобы быть казнённым в случае победы врагов?» В отличие от французских собратьев, большевики не нуждались в мелодраматизме.
Меньше чем за год после Октябрьского переворота они совершили столько деяний, что повешение всего ЦК, в случае поражения, вряд ли вызвало бы удивление в России и остальном мире. Они предали союзников по мировой войне, отказались от международных долговых обязательств, конфисковали внутренние вклады, фактически отменили право собственности, а также политические права граждан. На этом фоне бессудное убийство семьи отрёкшегося монарха с обслуживающим персоналом выглядело лишь дополнительным, хотя и мрачным, нюансом.
Пощады большевики не ждали. Этим и можно объяснить парадокс: максимальная непримиримость к внешним врагам (и недавним союзникам) сочеталась с удивительной снисходительностью к соратникам. Вожди переворота могли ошибаться, своевольничать, демонстративно подавать в отставку, но оставались в партии, без формального политического покаяния, как будет практиковаться во второй половине 20-х годов.
В октябре 1917-го Григорий Зиновьев и Лев Каменев фактически предупредили Временное правительство о восстании в газете «Новая жизнь». Анатолий Луначарский подал в отставку, узнав об артиллерийском обстреле Кремля. Лев Троцкий не принял германский ультиматум на мирных переговорах. При голосовании за мир Николай Бухарин отверг консолидированную позицию большевицкой фракции. Феликс Дзержинский 7 июля 1918 года ушёл с поста председателя ВЧК. Все эти вожди сохранили свой статус.
Партийная верхушка времён Гражданской войны напоминала пиратский корабль, команда которого сплочена внешней опасностью (поймают — повесят). Естественно, экипаж постоянно ругался и спорил, но спорщикам не приходило в голову выкинуть друг друга за борт. В этом отношении большевики казались разумнее французских революционеров: внешние и внутренние военные события 1793–1794 годов не мешали посылать на гильотину коллег по Конвенту. Для Дантонов и Эберов Октябрьской революции гильотина заработает с двадцатилетней отсрочкой.
Без хлеба, без шерсти, без фракций и платформ
Ситуация изменилась в 1921 году. Гражданская война закончилась победой большевиков. Но завоёванная Россия выглядела куда печальней, чем та страна, в которой стартовал коммунистический эксперимент.
Принцип безнаказанного партийного плюрализма Ленин сформулировал в статье «Кризис партии» в начале 1921 года. «Блокироваться разным группам (особенно перед съездом), конечно, дозволительно (и гоняться за голосами тоже). Но надо это делать в пределах коммунизма…». В то время Ильич, оправившийся от пуль Фанни Каплан, чувствовал себя вполне бодро и не сомневался, что ещё долго сможет разъяснять соратникам, где пределы коммунизма, а где они уже закончились.
«Ибо в России хватит хлеба, железа, леса, шерсти, хлопка и льна на всех, лишь бы правильно распределить труд и продукты», — писал Ленин в уже упомянутой статье «Как организовать соревнование». Прошли три года «правильного распределения», и не хватало практически ничего.
Как признавал нарком по продовольствию Александр Цюрупа, в довоенное время у крестьян на собственное потребление оставалось 27 пудов зерна, а в 1920-м — уже 15; производство земледельческой продукции упало в три с половиной раза. Выплавка стали составила 4,6% довоенной, чугуна — 2,8%. Если продукция из стали была предметом длительного пользования, то нехватка хлеба привела к голоду невиданных масштабов, который нельзя было объяснить войной и природными бедствиями. Крестьяне, у которых продразвёрстка безжалостно забирала «излишки», начали сеять исключительно по личным потребностям.
На фоне боёв за Кронштадт открылся X съезд РКП(б). В партии накопились разногласия, съезд превратился в парад фракций и платформ. Троцкий, в союзе с Бухариным, настаивал на милитаризации промышленности, «Рабочая оппозиция» требовала передать хозяйственные функции профсоюзам. Была группа «Демократического централизма» — «децисты». Ленин представлял собственную платформу, стоявшую на центристских позициях.
Безусловно, главным событием X съезда стал переход от продразвёрстки к продналогу, что предопределило нэп. Однако не менее важным оказался и вопрос о роли фракций в советской политической жизни. Большевики уничтожили многопартийную систему в России, и теперь съезду следовало ответить: терпима ли фракционность внутри самой ВКП(б)?
Ответ оказался отрицательным: резолюция «О единстве партии» запретила фракции. Ленин обосновал эту меру кронштадтским осложнением; как покажет дальнейшая история, предлоги находились всегда. Если кто-то из ЦК был бы уличён во фракционности, пленум мог его исключить. Также приняли резолюцию «О синдикалистском и анархистском уклоне», согласно которой пропагандировать идеи «Рабочей оппозиции» и состоять в партии — нельзя.