Что с нами делают детские травмы: фрагмент романа «Выйди из шкафа» молодой российской писательницы Ольги Птицевой
Виздательстве Popcorn Books вышла книга Ольги Птицевой «Выйди из шкафа». Ее главный герой, Михаил, не знает имени отца и воспитывался матерью — сосредоточенной на себе актрисой Павлинской. Инфантильная, вспыльчивая, склонная к быстрым переменам настроения, она проехалась по психике ребенка танком, не отдавая себе в этом отчета. Миша вырос и стал успешным писателем и успешным для всех человеком, живет со своей девушкой Катей и собирается сдавать очередную книгу. К нему приставляют молодого редактора Тимура, благодаря появлению которого мы поймем, насколько все непросто: как долго могут прожить детские травмы, какие секреты связывают Мишу с Катей и что скрывается за его книгами. Это грустная история о человеке, который отправляется в путешествие по лабиринту со страстями внутри собственной головы.
Что я там ненавижу? Телефоны, да. Телефоны и метро. Метро — это филиал ада. Человечество заслужило его в момент, когда, расселяясь по континентам, пересекло большую воду там, где задумано не было. Когда уничтожило остальные виды, подобные себе и не подобные, когда придумало религию и капитализм. В этот момент, когда человечество окончательно потеряло всякое право на существование, карой небесной ему было даровано метро. И поделом.
Пот. Все вокруг пахнет потом. Кислым, протухшим в недрах мясистых подмышек. Толкотня. Понять сразу, чей это локоть упирается тебе под третье ребро, невозможно, идентифицировать, кто дышит, а кто выпускает газы, нет ни единого шанса. Просто стоишь в углу, утрамбованный в нишу, прислоняешься там, где прислоняться запрещено, дышишь ртом поверхностно и редко, молишь богов — только бы не пропахнуть, только бы не намокнуть, только бы не стать таким же.
Отвратная тетка с хлопьями перхоти в пересушенных химией волосах смотрит с презрением. Слабо улыбаешься ей на каком-то мудацком рефлексе — она тут же отводит глаза. Вагон со скрежетом останавливается. Людская масса дергается, идет волнами и вываливается на перрон. Я среди них.
Тетка остается внутри. Мы никогда больше не встретимся. Но чешуйки ее кожи, повисшие у темных корней, остаются со мной. Надо бы рассказать Катюше, может, напишет их. Придаст эпизоду жизни за счет ярко окрашенных деталей. Настолько ярко, что меня подташнивает, пока эскалатор тащится наверх, прочь из кольцевого ада, будто бы я искупил грехи. Думать об этом приятно. Но верится с трудом. Выдуманный человечеством бог равнодушен к мерзким грешникам. К нам, погрязшим в разврате и порнороликах в режиме инкогнито. Не будет искупления по мелочам. Все его великодушие отдано серийным маньякам и золотоносным сыновьям, сбившим по кайфу пешехода на зебре под красный свет.
Сам выбираюсь наружу, оглушающе визжит проспект, невыносимо клокочет жизнь, все идут, бегут, несутся, пихаются и подрезают, сигналят и вопят. Курят на ходу эти свои дебильные недосигареты, потому что сигареты — уже не модно, детка, ты чего? К телефонам и метро добавляются люди. Вообще все люди. Эти хреновы приматы, возомнишие о себе не пойми чего. Эти дебилы-прямоходящие. Эти чертовы гуманоиды.