10 знаменитых злодеев мировой культуры, или Почему люди так любят отъявленных негодяев и законченных мерзавцев?
Нескромное обаяние отрицательных персонажей — одна из удивительных особенностей человеческой культуры.
Если верить основоположнику аналитической психологии Карлу Густаву Юнгу, то один из древнейших архетипов коллективного бессознательного всего человечества — это персонифицированные враждебные силы. То есть образ злого могущественного гада под ближайшим кустом чрезвычайно близок нам с колыбели.
Но если наплевать на старину Карла Густава и зарыться в древнюю и античную мифологию, мы с интересом выясним, что силы зла как-то очень демонстративно в ней отсутствуют. В совсем первобытных сказаниях нам встречаются натуры куда более примитивные: звери, духи и боги, которые хотят съесть героя, обмануть, стянуть у него лепешку или снять с него кожу, но делают они это не со зла, а потому, что кушать очень хочется или им просто скучно, вот и развлекаются как умеют. В более развитых мифологиях мы видим образы более сложные и многогранные: гневных богов, мстительных духов и коварных царей. Но вот чтобы зло разгуливало там само по себе, в чистом виде, просто ради удовольствия существовать на белом свете — нет, такой архетип практически незнаком древним мифам.
Чистое зло возникает в мифе лишь в одном случае. Когда одна религия вытесняет другую, она сплошь и рядом превращает прежних идолов в безукоризненных монстров, чтобы поклоняться им стало делом неприличным, опасным и караемым. Культ вполне добропорядочного, хотя и вздорного бога Сета в Египте проиграл культу Гора, и Сет превратился в бесконечного злого бога пустыни и хаоса. Греческий синтезированный миф отправил в царство Аида половину пантеона матриархального культа Крито-Микен, назначив богиню плодородия Гекату царицей мрака и зла и сделав ее мудрых помощниц ослоногими страхолюдинами, пожирающими путников на пустынных дорогах. Христианство предложило идею Сатаны как противника Бога (чего в еврейской Торе нет), после чего стало рассматривать всех языческих богов — солнечных Аполлонов, девственных Артемид и добродетельных Афин — как отвратительных бесов сатанинской свиты. И так далее и тому подобное.
По-человечески это понятно. Если ты проповедник единственного всемогущего бога Буки, то ты не можешь объяснять тем, кто верит в бога Бяку, что никакого Бяки нет, это суеверие и вымысел. Такая атеистическая дискредитация высших сил может ненароком ударить и по твоему Буке, сам понимаешь. Проще всего объявить Бяку бякой, гадким, злым чертом, который просто жалкая тряпка по сравнению с Букой. Но Бука во благости своей позволяет Бяке жить, чтобы он искушал людей и проверял их верность Буке.
Так и пополнялся пантеон нечисти веками и тысячелетиями, и наполнился до того, что благочестивым монахам, составлявшим списки бесов, не хватало пергамента для перечисления легиона их имен. А в коллективное бессознательное действительно вошел архетип силы могущественной и злой по природе своей. В европейской культуре он сложился окончательно примерно в средние века, и тогда же начался обратный процесс — гуманизация и отчасти героизация злых сил.
И один из самых мощных первых камней в это здание заложил Джон Мильтон, который в своем «Потерянном рае» свел воедино тогдашние представления о павшем ангеле как об искалеченном, но все еще прекрасном первенце Творения, который взревновал к Богу и преисполнился гордости, которого терзают тысячи мук, вызывая к нему даже определенное сочувствие.
Этот образ интриговал и заставлял в него всматриваться. Это вам не уродливое трехголовое чудище Данте, меланхолично набивавшее пасть Брутом и Иудой; это была волнующая и привлекательная трагедия духа — гордого, сильного и прекрасного, но растоптавшего самого себя. Впервые зло стало на самом деле соблазнительным.
И примерно с конца XVIII века по нашей культуре начинается шествие романтических злодеев — как земных, так и мистических, страдающих байронических типов, прекрасных, но порочных созданий. Они куда интереснее правильных героев, тех, что всегда поступают хорошо и предсказуемо и уже навязли в зубах со своими скучными добродетелями.
Герои не двигают сюжет, сюжет создают их антагонисты — злодеи живые, красочные и будоражащие воображение. Хороший злодей делает кассу. Герой без злодея способен максимум штрафовать старушек за неправильный переход улицы, но при идеальном мерзавце в противниках он обретает запредельную мощь и величие. Злодеи покорили комиксы, блокбастеры и рекламу (вспомним, например, недавнюю кампанию Jaguar Good to be Bad, посвященную неотразимому обаянию британских злодеев). Злым койотам и серым волкам сочувствуют даже дети, которые лучше узнают себя в них, чем в тупых страусах и зайках, поливающих ромашки из леечки.
На чем ездят злодеи
Может быть, некоторые предпочитают огненные кометы и коней бледных, но очаровательные британские злодеи выбирают Jaguar. По крайней мере, если верить рекламным кампаниям Jaguar, которая любит эксплуатировать образ «плохой парень на хорошей машине». В последнем ролике у них даже Стивен Хокинг снялся, злодей!