А где Курцын?
Конный спорт, фехтование, театр каскадеров — кажется, что для этого человека не существует пределов. Роман Курцын живет под девизом «всё или ничего». Неудивительно, что на главную роль в картине с таким названием актер согласился не раздумывая. 29 ноября фильм «Всё или ничего» выходит в широкий прокат
Роман, расскажи, что ожидает зрителей в твоей новой работе?
Это будет первая картина, в которой меня вообще не узнают. Все, кто смотрел фильм, в том числе ребята, смонтировавшие его, в конце задавали вопрос: «А где Курцын?» А моя фамилия чуть ли не первая в списке актеров.
Не узнавали?
Нет. (Улыбается.) Я играю толстого ботаника, офисного клерка с неправильным прикусом, неправильной речью. У него отнимается рука, он инвалид, к тому же еще и сексуально озабоченный. Чтобы он не кидался на женщин, жена каждое утро поит его бромом. Как тебе референс? Толстый, в парике, еще и в очках.
Не много ли всего на одного человека?
Мне хотелось такого трешнячка — сделать смелое кино. Первая версия была про трех качков из спортзала, которые грабят своего начальника, и изначально меня пригласили на роль одного из этих спортивных пацанов. Потом уже мы с Димой Суворовым начали развивать, я говорю: «Дим, давай сделаем такую роль, которую никто от меня не ожидает», и он такой: «Давай ты будешь толстым ботаником». Я говорю: «Ок», и дальше пошло.
А что с рукой?
Она отнимается — есть такое заболевание, когда адреналин попадает человеку в кровь, и он либо теряет сознание, либо его тело парализует. А есть люди, у которых парализует только часть тела: допустим, у моего персонажа — только правую руку. Ну и, конечно, это доставляет определенные неудобства нашей компании в том, чтобы ограбить начальника. Это препятствие прям конкретное.
То есть это сюжетообразующий элемент... и как часто будет появляться?
Часто. И в самый неподходящий момент — например, когда герой наводит оружие на бандитов, для того чтобы их остановить. Рука, конечно же, отнимается, и пистолет падает.
Получается, ты сделал героя таким, каким зритель увидит его в фильме?
Да, я зашел в проект еще на уровне сценария, и дальше мой герой стал развиваться в ту сторону, которую мы придумали. Вообще мне кажется, Дима Суворов — это такой русский Гай Ричи, я постоянно об этом говорю, — он смело снимает и классно идет на какие-то авантюры. Не могу сказать, что все его фильмы мне зашли. Но сейчас ему дали полностью монтировать кино, продвигать. Этот фильм — на сто процентов его глазами, продюсер туда не вмешивается. Думаю, будет хорошо.
Насколько было непривычно играть толстого ботаника? Хотя отмечу, что в трейлере я не увидела особого перебора с весом.
Понятно, что не скрыть какие-то вещи — скулы, например. Но есть костюм, толстый костюм, накладные живот, попа. И потом, это условия игры: мы с самого начала заявляем зрителям, что эта комедия — хардкоровская в хорошем смысле этого слова и драйвовая. Поэтому через четыре минуты после того, как начнешь смотреть кино, кто там толстый, кто не толстый, неважно, — будешь наблюдать за историей, персонажами, как они попадают в эти нелепые ситуации.
Тебе захотелось уйти от образа секс-символа канала СТС?
И не только канала… Я бы сказал, страны. (Смеется.) Да, я люблю экспериментировать. Сейчас я играю Курта Кобейна, рок-музыканта, и мой персонаж, скажем так, референс, — если бы Курт Кобейн жил в нашей стране. Я похудел на семь килограммов. Сейчас идет параллельно сериал «Фитнес», где, наоборот, на семь килограммов больше мышечной массы. «СуперБобровы» идут в кинотеатрах, там я играю абсолютного злодея, в декабре, сразу после «Всё или ничего», выходит «Бабушка лёгкого поведения» — я в роли хоккеиста.
Очень разноплановые персонажи, и все за один год?
В этом году я отработал девять картин, точнее — за шесть месяцев. У меня было 36 съемочных дней в том месяце.
И легко вот так переключаться с одного проекта на другой?
Это моя профессия. Ты же берешь сейчас у меня интервью, а потом будет интервью с другим героем, будет другое отношение. То же самое. Ты надеваешь на себя персонажа и уже не вылетаешь, не было у меня такого, чтобы я путался в ролях.
Некоторые тяжело выходят из роли, особенно из трагической.
Это уже клиника. (Улыбается.) Я не могу понять актеров, которые играют сегодня остродраматическую, кульминационную сцену — смерть близкого или еще что — выходят из кадра, а потом живут с этим неделю и приобретают депрессию. Таких много в нашей профессии.
Нельзя давать герою проникать в жизнь актера?
Конечно. Я считаю, что жизнь и работу нельзя связывать. У меня «камера, мотор, стоп», и дальше я живу своей жизнью — кайфую, получаю удовольствие. Если буду играть психологического маньяка, это не значит, что я буду насиловать женщин. Я буду этим маньяком в тот момент, когда хлопнет хлопушка. А так, даже между сценами... Хотя сейчас я немного солгал. (Улыбается.)
Все-таки было по опыту?
В фильме «Всё или ничего» я приходил на съемочную площадку, надевал костюм, парик и на протяжении 12 часов был в этом образе. У одного из главных персонажей — не буду называть, кого — был первый съемочный день, мы пришли на площадку, и он сразу встал со мной в кадр. Мы познакомились, а я представился Никитой. После того как отыграли несколько сцен, вместе обедали, а я всё еще в образе Никиты — с неправильным прикусом, с отнимающейся рукой, — и он мне говорит: «Слушай, хотели вместо тебя качка взять одного с СТС, слава богу, что ты, потому что Якушев — накаченный ходит, еще бы Курцына взяли». А я: «Да я тоже говорю, заколебали эти качки, работу отнимают». Мы пообедали, 12 часов отработали, переодеваемся в одной гримерке, я снимаю парик, снимаю толстый живот, задницу, и он такой: «Эээ… Не узнал тебя». Было приятно. (Улыбается.)