Живые игрушки. Окончание трилогии
Элеонора очень старалась воспитать эрудированных детей, но в какой-то момент сын Елисей будто откатился в развитии и стал саботировать учебу, а дочь Радислава — угрожать самоубийством. Психолог Катерина Мурашова продолжает разбираться, как не превратить детей в «живые игрушки»
Большое спасибо всем, кто прислал письма-отклики. Они уже опубликованы. Мне очень понравилось, что читатели написали про Радиславу и ее способ предъявить семье претензии. Это оказался очень здравый взгляд, который дает мне надежду на то, что все-таки в родительской популяции он преобладает. А это, в свою очередь, дает шанс на полноценную адаптацию нынешним подросткам. Ибо девочки (реже — мальчики) от 12 до 17 лет в позиции «ах, у меня депрессия и панические атаки» приходят ко мне сейчас практически ежедневно.
Дальше — чем же закончилась история Элеоноры.
***
— Ну что ж, давайте ко мне Радиславу, — ожидаемо сказала я Элеоноре. — Она придет?
— Да, конечно! — воскликнула женщина. — Она уже давно твердит: с вами невозможно разговаривать, найди мне психолога, все мои подруги ходят и в интернете тоже советуют, может хоть там меня выслушают и поймут…
— Почему же вы не…
Элеонора не заплакала и как-то, пожалуй, что наоборот, отвердела лицом.
— Во-первых, у меня остался страх и недоверие с тех времен, когда с психологами занимался Елисей. Я боюсь, что психолог будет с ней разговаривать вместо меня, поддержит ее претензии и наши отношения с дочерью еще ухудшатся или прекратятся вовсе. Во-вторых, регулярные занятия с психологом (а она претендует именно на них) — это все-таки дорого, а у нас сейчас не то чтобы уж совсем были лишние деньги…
— Так. Поняла вас. Жду Радиславу.
«Пусть родители найдут мне нормального психолога, который будет меня поддерживать»
Радислава — красивый подросток. Такие на самом деле относительно редко встречаются. Грациозная, без подростковой моторной неловкости и диспропорций. И без прыщей. Очень похожа на мать.
Рассказывает «мои проблемы заключаются в том, что…» — очень гладко, видно, что все обдумано, построено и не в первый раз сформулировано. Наверное, писала или наговаривала это все где-нибудь в интернете, подругам или в очередной раз изводила мать. Речь хорошая, правильная.
Я слышу это регулярно, все заучила, сама могу продолжить с любого места, поэтому просто рассматриваю Радиславу.
— Ты в детстве много читала, да? — спрашиваю я. — Прямо бумажных книжек, верно? И тебе читали тоже книги?
— Да! Читала! — с вызовом. — Потому что родители до 11 лет ограничивали интернет и не давали мне телефон! Бабушка на десять лет подарила и он лежал — представляете?
— Что, прям совсем-совсем не давали? — удивилась я.
— На полтора часа в день! Представляете?
— Ну, вполне. Я же из доинтернетного поколения, мне легко это представить. Зато у тебя получилась живая, достаточно развитая на общем фоне речь.
— Вы что, не понимаете, что это — насилие?!
— Да нет, конечно! — отмахнулась я. — Поверь, насилие — это совсем другое.
— Они меня совершенно не слышат.
— В это верю. Но ты же все время приблизительно одно и то же говоришь. Как, собственно, и родители. В норме дети научаются не слышать большей части их дидактических сентенций где-то годам к шести, а некоторые и раньше.
— У меня от них депрессия!
— Нет. У тебя — метаморфоз, от природы. Ты — переходная форма от гусенички в бабочку, фактически — бегающая куколка. Превращаешься из ребенка во взрослого. И все твои железы внутренней секреции (а их у нас больше десятка) сейчас судорожно пытаются договориться между собой и выстроить новый, взрослый ансамбль, который должен будет слаженно играть уже до твоей смерти и решать сложнейшие задачи. У них пока не всегда хорошо получается. И все они выделяют гормоны. А все гормоны влияют на наше настроение…
— Да я иногда вообще жить не хочу!
— Хочешь. Очень хочешь жить долго и хорошо, я бы даже так сказала. Просто ты уже из-за метаморфоза не можешь жить как раньше, а как потом — еще не очень из твоей нынешней позиции видно. От этого, конечно, тревожно. Но это совершенно не повод, чтобы по потолку бегать и мать третировать.