Надежда на невесомость
Юрий Сапрыкин о своей любви ко всему про космос
Чем больше культурное пространство становится похоже на онлайн-маркетплейс, тем меньше в нем предложений под рубрикой «стыдное». Но если вам захочется выслать курьером на мой адрес настоящую запрещенку — закажите что-нибудь про космос.
Не обязательно фантастику (вообще, чем реалистичнее, тем лучше), если там не будет инопланетян, это даже хорошо, но в целом принимается все. Разное советское, от «Соляриса» до фильма «Лунная радуга» или даже телепередачи «Этот фантастический мир» (отдельной строкой — фильмы, где в космос летят дети), любые новинки, в которых уж точно нет ничего постыдного, но пусть будут и они — «Гравитация» Куарона или «Марсианин» Ридли Скотта, биография Гагарина работы Льва Данилкина или книжка Тома Вулфа «Нужная вещь», «Космический канал» на ютьюбе с советской космодокументалистикой (подписчиков у него, кажется, еще меньше, чем осталось космонавтов в России),— сгодится все. В этой сфере ограничителей действительно нет — мне нравятся фильмы «Время первых» и «Салют-7», я фанат космической живописи Алексея Леонова, при слове «музей космонавтики» или даже «планетарий» рука сама тянется к кредитной карте, и даже когда в космос запускают актрису Юлию Пересильд,— я испытываю если не национальную гордость, то сугубо частное почтение: человеку выпал джекпот в лотерее, что будем делать — завидовать будем.
Конечно, все это культурный импринтинг, фантомные боли советского детства. Ну что в нем, если разобраться, было хорошего? Романенко и Гречко, Джанибеков и Савиных. Спасибо книжкам и газетам, я знаю, в чем была проблема со стыковочным узлом проекта «Союз-Аполлон», помню обстоятельства гибели Добровольского, Волкова и Пацаева и трагическую судьбу Игоря Волка, которому после чудовищных испытаний так и не дали слетать на «Буране», могу перечислить имена всех участников программы «Интеркосмос» и вспомнить без гугла, как звали первого монгольского космонавта — Жугдэрдэмидийн Гуррагча (доживу ли я до второго?). Все это, конечно, занимает в душе то же трепетное место, что у следующих поколений — воспоминания о жвачке «Love Is» или приставке «Денди».