Как помойка станет парком
Григорий Ревзин о городе будущего
Подтверждая закон Ломоносова «сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому», превращение города в парк, ставшее главным трендом сегодняшнего урбан-дизайна, дополняется обратным трендом — превращением парка в город. Сегодня мы знаем, как делать современный парк. Его отличие от устаревшего в том, что он не сводится к зеленым насаждениям.
Там как минимум должна быть еда — кафе, рестораны, бистро. Пользуясь тем, что люди едят и пьют среди деревьев, следует повышать их культурный уровень — уместны лекции, концерты или хотя бы кинопоказы. Передвижение по парку тоже не должно быть зазря, оно превращается в спорт — если не бег, велосипед, скейт, то хотя бы ходьба со спортивным умыслом. И конечно, любые спортивные приспособления, от воркаута до ледового дворца, полагаются в парке чрезвычайно уместными. Посетитель парка не должен быть изолирован от мира, так что парк без Wi-Fi — что поэт без музы. Сочетание площадок для еды (стол-стул) и Wi-Fi создает офисное рабочее место, сегодня офис в парке — идея, вовсю набирающая обороты. Торговлю пока стремятся не допускать, она концентрируется на входах в парк, пытаясь монетизировать поток. Типологически это повторяет расположение средневековых рынков у городских ворот, что подчеркивает сходство парка с городом и позволяет сделать уверенный прогноз, что она-таки прорвется на главную аллею, а потом и под каждый кустик.
С большой долей вероятности парк будущего — это именно такое гибридное образование. Тем более что город со своей стороны активно стремится преобразоваться в парк. У этой перспективы, однако, есть слабость, делающая ее небезусловной. Природа здесь лишается самостоятельного значения, создавая лишь дополнительную приятность. Смысл территории оказывается в том, что здесь спорт, культура или общественное питание, а то, что еще и парк, делает их притягательнее. Но природа — слишком мощный концепт для того, чтобы быть сведенной к функции усилителя вкуса основного продукта. Нашей голове с этим не смириться.
Во-первых, у нас есть парки прошлого, Версаль, Летний сад, Царское Село. Это не озелененные пространства, а храмовые комплексы просвещенческого пантеизма. Эти парки никуда не делись и не денутся в будущем, и, стало быть, новые парки, в которых зелень не играет философических ролей, а служит лишь повышению удовольствий от питания, образования или шопинга, вынуждены будут с ними конкурировать. И, естественно, эту конкуренцию безнадежно проигрывать, как, скажем, современная рекламная фотография дикого пляжа проигрывает рядом с пейзажем Пуссена.
Это, однако, не так важно по сравнению с тем, что во-вторых. Во-вторых, это современное экологическое сознание. Нимфы источников и музы для концептуализации природы этому сознанию более не нужны — природа сама выступает как субъект, отношения с которым строятся не в логике приятности. Экология — умонастроение, основанное на идее уклонения человека от праведного пути, греховности его жизни, разрушающей природу. За что он наказывается разнообразными горестями, вызванными нездоровой средой обитания. Там возникает перспектива спасения, избавления от болезней, душевных мук и прочих напастей путем смирения гордости ума и обуздания желаний. Но это постхристианская религия, и дискурс спасения, как обычно, расплывчат сравнительно с дискурсом обличения греховности — мерзости бизнеса, производства, науки, потребления, глобального мира, богатства, процветания, гордыни, далее везде. Просто в роли Бога, перед лицом которого человек совершает грех, выступает природа.