Тиа Уильямс: «Семь дней в июне». История о первой любви, отмеченная книжным клубом Риз Уизерспун
Ева и Шейн встретились в старшей школе. Он не искал друзей, она — отчаянно в них нуждалась. Им понадобилось семь дней, чтобы влюбиться. Прошло пятнадцать лет. Теперь он пишет серьезную прозу, она — эротические романы. Встреча на литературном вечере напомнила, что первая любовь — самая важная. Роман Тиа Уильямс стал одной из лучших книг года Goodreads и была выбрана книжным клубом Риз Уизерспун. «Сноб» публикует главу «Романтическая комедия» из книги, выходящей в издательстве Inspiria в конце июля
2004
— Милая, ты встала?
Луизианский говор Лизетт был одновременно текучим и легким, как шепот. Ни у одной мамы не было такого голоса.
— Ты проснулась? Женевьева? Моя Еви Сладкая? Моя Ева Дива? Ты проснулась?
Женевьева, она же Ева Дива, проснулась. Одеяло было натянуто до бровей, и она лежала в позе эмбриона на старом, узком пружинистом матрасе. Ровно четыре дня назад, когда Женевьева Мерсье приехала с мамой из Цинциннати в Вашингтон, они затащили матрас на пятый этаж и бросили его на грязный ковер на полу спальни. Там он и остался. Женевьева и Лизетт были одинаково бедны и не могли позволить себе грузчиков, и потому после того, как они с трудом пронесли матрас Женевьевы и матрас ее мамы, а также маленький кухонный стол и два складных стула по бесчисленным лестницам в палящую июньскую жару, кочующий дуэт матери и дочери решил, что другая обстановка им не нужна.
Женевьева приоткрыла один глаз и осмотрела маленькое пространство. Ей было семнадцать, и это была новая спальня, но комната могла быть любой из тех, в которых девушка просыпалась в любом из городов, где жила в пятнадцать, двенадцать или одиннадцать лет. Комната была невзрачной, незапоминающейся, за исключением одной детали — чемодана, который точно принадлежал ей: клетчатый чемодан, набитый одеждой, баночками с таблетками и книгами. Она прищурилась на будильник из магазина «Все за доллар» на голом подоконнике. Было 6:05 утра. Как раз вовремя.
Лизетт всегда возвращалась домой, когда Женевьева просыпалась, чтобы собираться в школу. Ее мама жила исключительно по ночам. Можно подумать, их личности занимали слишком много места, чтобы существовать одновременно, поэтому мать взяла себе ночь, а дочь — день.
Дневное время было для ответственных людей, а Лизетт была хрупкой, рассеянной женщиной, слишком слабой, чтобы разобраться в деталях взрослой жизни. Например, готовить. Платить налоги. Убирать жилье. (Однажды Женевьева целый час наблюдала, как ее мама пылесосит, прежде чем поняла, что пылесос не включен в розетку.) Красота Лизетт помогала им держаться на плаву — тяжелая работа, это Женевьева знала и потому взяла на себя остальное. Она подделывала подписи Лизетт в банках. Следила за количеством ее таблеток валиума в упаковках. Поджаривала тосты для Лизетт. Укладывала волосы Лизетт валиком перед ее «денежными свиданиями». (Ты продаешься — так и скажи, черт возьми…)