Совсем большой
Петербург наконец принял Николая Цискаридзе как родного: двойной юбилей — 50-летие и 10-летие на посту ректора Академии Вагановой — отмечает весь город.
Петербуржец «через не хочу» — десять лет назад Николай Максимович Цискаридзе возглавил Академию русского балета имени Вагановой, обосновался на наших топких берегах и стал еще одним символом города. Двойной юбилей — свое 50-летие и 10-летие на посту ректора — он отмечает в трудах: показал премьеру двух «Щелкунчиков» в собственной авторской редакции (постановку для театра Якобсона на сцене БДТ и спектакль воспитанников академии в Мариинском театре и Государственном Кремлевском дворце), а еще выпустил второй том бестселлера «Мой театр» — книгу воспоминаний, предельно честно и захватывающе рассказывающую об изнанке балетного мира и трогательно — о его легендах. Казалось бы, рано писать мемуары, но за 50 лет у Цискаридзе накопилось историй на длинную серию ЖЗЛ. Впрочем, и сам он вписан в этот пантеон. Ксения Гощицкая отправилась в академию на прием, чтобы узнать, как это — работать звездой.
У человека, который прошел Петербург, стальные нервы
В декабре вы отмечаете 10-летие вашего назначения ректором Академии русского балета имени Вагановой. И сначала в этой градообразующей институции вам были совсем не рады. Как вы здесь вообще оказались?
Я рассматриваю свое пребывание в академии так: я пришел в момент, когда надо было подлатать дыры в огромном корабле, чтобы он и дальше продолжал движение по своему курсу. Я стал капитаном этой махины, хотя никогда этого не хотел, но все убеждали меня, что я и только я должен сберечь культурную ценность такого масштаба. Специально для этого я получил еще одну профессию к своему педагогическому образованию — окончил Московскую юридическую академию по специальности «магистр трудового права».
И вы сберегли и преумножили?
О достижениях на этом посту должны говорить другие. Я лишь отмечу, что для меня знаковым было возрождение кафедры балетоведения после 10-летнего забвения, организация издательского дела по выпуску уникальных книг, богато иллюстрированных и по-типографски великолепно выполненных, и открытие мемориальной доски Мариусу Ивановичу Петипа на стене здания академии. Конечно же, мне очень повезло: я приехал в город, где никто не любит варягов, а ко мне достаточно быстро привыкли и теперь все вокруг рады. У человека, который прошел Петербург, стальные нервы.
Педагогическую систему в России штормит: родители начитались психологической литературы по воспитанию и теперь всегда прав не преподаватель, а ребенок. Как с этой тенденцией обстоят дела в академии? Когда меня выгнали из Вагановского, еще можно было бить учеников палками по ногам. Обидно, но балет, в первую очередь, это дисциплина. Что-то изменилось?
Конечно, сейчас такое невозможно. Но в остальном система изменилась не так сильно. И уж точно родители все так же слепо верят в гениальность своих детей. Если мне звонят и просят посмотреть «способного ребенка», значит, таланта я, скорее всего, не обнаружу, и исключения только подтверждают правило. Помню, когда я заканчивал Московское хореографическое училище, у мамы случился инсульт. Между зданием школы и нашим домом был сквер, где постоянно ошивались родственники двоечников и бездарей; мама там каждый день гуляла, чтобы побольше быть на воздухе. И люди с ней все время заговаривали, не зная, кто она. Так мама узнавала от них все сплетни обо мне, о себе, какая она взяткодательница, и по чьим (все время разным) протекциям я поступил. И все равно она включалась и то и дело просила меня узнать, почему такой-то или такому-то оценки несправедливые ставят. Я выяснял: «Мам, это самый бесталанный ученик, его держат из милости». Но все грезят о сцене.
В чем заключается такая популярность балета? Это же дичайший труд.
Успех «Русских сезонов» Дягилева породил настоящий бум на балет, в 1910-х в академию стало не пробиться из-за толпы поступающих, каждый день кто-то приезжал с какими-то ходатайствами от великих князей, это очень смешно описано у Теляковского (в книге «Воспоминания. 1898–1917». Владимир Теляковский — последний директор Императорских театров. — Прим. ред.). Так обстоят дела и по сей день. Кстати, академия была основана в 1738 году как «Танцевальная Ея Императорского Величества школа», позднее – Императорское Петербургское театральное училище, куда поступали бастарды и дети театральных работников, часто крепостных. Например, Агриппина Ваганова родилась в семье капельдинера Мариинского театра. Жили бедно, и отец, как служащий в Императорском театре, пристроил дочь в училище, хотя она не отвечала балетным канонам.
Тем не менее самая большая слава пришла к училищу, когда в нем стала преподавать Ваганова?
Да, после революции училище было разделено на школу актерского мастерства, а также балетную школу, где, покинув сцену Мариинского театра, и стала преподавать гениальная Ваганова, автор собственной педагогической системы и методики «Основы классического танца», по которой до сих пор учится весь мир.
Про что для вас эта методика?
Про дисциплину, которую я рассматриваю как границы — стараюсь их поставить своим детям. Они знают, что вне класса я их обожаю, но в классе я больше люблю балет.
Когда я был ребенком, мама меня наказывала, могла даже выпороть, на что я не обижался, потому что знал — меня любят безгранично, просто до невозможной степени. Но были расставлены четкие границы, за которые нельзя было выйти ну никак. Мне не говорили: «Не кури!» Наоборот, хочешь — пожалуйста. Но я не переносил сигаретный дым и все время жаловался, что приходят гости и курят. Мама парировала: «Это мой дом. Будет у тебя свой дом — будешь там распоряжаться». Вот так и в моем классе — мои правила.
В этом году вы впервые взяли класс девочек. Не видите потенциальных будущих премьеров?
Я достаточно много в школе отработал с мальчиками. Первый мой выпуск в Академии Вагановой был в 2017 году. И потом, после Миши Баркиджиджи — выпуск 2019 года — тяжело учить кого-то другого: у меня был такой замечательный класс! Миша, Дима Соболев, Аарон Осава-Горовиц, Марко Юусела — не только довольно крепкие физически, но и очень способные ментально. Это было счастье, единение, хотя на них я тоже ругался. А все следующие — такой провал. Какой Моцарт, какая музыкальность! Котлеты и… Даже непонятно, что еще им интересно, кроме котлет. Безынициативное поколение. Очень меня расстраивает.
Вы перенимали искусство балета у великих учениц самой Агриппины Вагановой: занимались у Галины Улановой, были, как вы сами выразились, «внуком и подругой» Марине Семеновой, общались с Нинелью Кургапкиной, первой партнершей Нуриева и Барышникова в Мариинском театре. А теперь, оставив сцену на пике и в статусе легендарного танцовщика, сами пошли преподавать, хотя ректор — скорее руководящая должность. Вам не хватает талантливых педагогов?
Есть выражение «хороший артист может не быть хорошим педагогом». Это не совсем так. В балете существует иерархия. Артист кордебалета не может учить будущих премьеров. Если ты не готовил большие роли, на своей шкуре не ощутил, что происходит с телом к концу четвертого акта, то ты не можешь знать, как распределить силы. Как может готовить Раймонду «солисточка», которая никогда Раймондой не была, а станцевала вариацию — и убежала? При этом любую приму поставьте в кордебалет — она через десять минут упадет в обморок, это совсем другая нагрузка. И вроде бы профессия одна, а суть разная. Надо быть гением, как Ваганова, которая начала танцевать главные партии очень поздно, практически перед завершением карьеры, но была «царицей вариаций». Она так переплавила свой опыт, что вырастила поколение исключительно прима-балерин и солисток.
Что касается коллектива академии, то выбор педагогов у нас строжайший, мы мало кого берем. И да, кризис гигантский, но мы пока справляемся. У нас прекрасные преподаватели, работающие много-много лет в академии: Галина Еникеева, Людмила Комолова, Галина Башловкина, Марина Васильева, Людмила Ковалева, Ирина Желонкина, Фетон Миоцци, Андрей Ермоленков, Алексей Ильин — всех не перечислить. А художественное руководство осуществляет Жанна Аюпова, кстати, ученица Нинели Кургапкиной.
Последние 30 лет в России в балете нет художественного руководства
Как будто кризис касается не только преподавания, но и репертуара. Поставить в 2022 году в Мариинском театре три акта и девять картин «Дочери фараона» Петипа с ростовыми фигурами львов, обезьян и верблюдов, когда в Пале Гарнье идут новаторские спектакли Кристал Пайт и Акрама Хана — разве это не ретроградство?