«Хрустально-ясное творчество»
А знаете, какая удочка была для Сергея Тимофеевича Аксакова особенно дорога? По преданию, та, лесу которой сплела из своих длинных золотистых волос одна из почитательниц его таланта и прислала ему вместе с восторженным письмом...
Когда, следуя стремительному ритму нашего техногенного информационного мира, вспоминаешь вдруг случайно (или кажется, что случайно) о книге С. Т. Аксакова «Детские годы Багрова-внука», то хотя бы на несколько секунд приостанавливаешься, позволяешь себе почти что непозволительную роскошь — подумать. Не прагматично подумать, не для решения очередной мимобежной какой-нибудь задачи, а просто так, без всякой внешней цели. Одни только названия глав — уже целая поэма о России, с её неповторимым укладом, то пёстрым, то грубоватым, то печальным, то возвышенным народным языком, с дорожными столбами, неохватными пространствами, таинственными ручьями и великими реками: «Дорога до Парашина», «Зима в Уфе», «Сергеевка», «Чурасово», «Первая весна в деревне», «Осенняя дорога в Багрово»...
Вроде бы никакого особенного сюжета и нет в «Детских годах…», просто биографические записки, а сердце-то сжимается всякий раз, как начнёшь читать или вспомнишь. Другой такой книги нет в нашей литературной сокровищнице. И нет такого другого писателя. Нельзя сказать: «аксаковское направление», «аксаковская школа». Аксаков единичен.
Подумалось и вот о чём. Дарованные нам от рождения и всё ещё сопутствующие нашей жизни чудеса — напоённый травами луговой воздух, лукавый проблеск улыбчивой речки, бегущей средь крутых бережков, берёзовая роща или возвещающий о красной весне верболоз, да хотя бы просто солнечный луч — мы не всегда умеем замечать, воспринимаем как данность. Вот и к имени Сергея Тимофеевича Аксакова мы привыкаем с детства, не часто, впрочем, памятуя о том, что светоносная сила аленького цветочка подарена нам радением аксаковского таланта.
Да, жил такой писатель, был славянофилом, кажется. На том, к сожалению весьма часто, и обрываются наши знания. «Детские годы Багрова-внука» представлены в школьной программе факультативно — одной-двумя главами, «Семейная хроника» вообще подробно не рассматривается. Не говоря уже о литературно-критическом наследии и удивительной по чистоте мироощущения поэзии. Усугубляется всё более с каждым годом противоречие: имя Сергея Аксакова широко известно, а его творчество и биография как будто остаются на периферии отечественной словесности, в том её почти всегда обидно-несправедливом разделе, где мельком упоминается о ком-то «заблуждающемся», «недопонимающем», «второстепенном». И это при том, что событийные труды о С. Т. Аксакове были написаны Михаилом Лобановым, Владимиром Солоухиным, Семёном Машинским. При том, что в России сегодня ведут подвижническую работу литературные музеи имени писателя в легендарном подмосковном Абрамцеве, в родной для Сергея Тимофеевича Уфе, в Надеждино, где сохранился усадебный дом и Дмитриевский храм, в селе Аксаково близ Бугуруслана на земле овеянного ветрами русской истории Оренбуржья.
Создаётся впечатление, что мы, читатели, оставляем по-настоящему глубокое знакомство с автором «Аленького цветочка» на потом, до лучших времён, ждём подходящего периода в нашей истории и повседневной жизни, когда всё уляжется, когда отступят тревоги и потрясения, когда переделаются все дела, когда воссоздастся гармония. Вот тогда-то, обещаем мы самообманно, и придёт время читать Сергея Аксакова.
О сложности обращения ко всё удаляющемуся и удаляющемуся от нас аксаковскому чуду говорилось ещё в прошлом веке. Мой отец, писатель Владимир Пырков, в статье о жизни и творчестве Сергея Тимофеевича искренне признавался: «Перечитал Аксакова — и чуть ли не жалею об этом. Да ведь сравнительно недавно, томлюсь, бывало, у книжной полки, взгляд перебегает с корешка на корешок, но рука зорче глаз — как у слепого, сама, вытолкнет из книжной толпы необходимую книгу. Да, да, вот что сейчас мне нужно; ну, конечно… Аксаков. ”Записки ружейного охотника Оренбургской губернии”… Или ”Записки об уженье рыбы”… <…> Всё впопад, как раз. И неважно, на какой странице раскроешь книгу и о чём в этом месте пойдёт речь. Ну хотя бы попадутся не раз читанные рассуждения из главы ”Наплавок”. <…> Но что же случилось? В этот раз не посетило чувство прежнего уюта, умиротворения: глазам, как от резкого пучка света, было нестерпимо больно — скапливались слёзы, и я едва сдерживал их… Слишком далеко зашли мы в своей беспечности, а в условиях, когда всё трагичнее ”низкий” вопрос выживания, мы, под разговоры о раскрепощённости духа, незаметно для себя уже притёрлись к многообразному злу жизни, свыкаемся с фактами необыкновенной скорости разрушения природы, и вот, когда даже после небольшого перерыва окунаешься в ”золотое время” Аксакова, спохватываешься, что читать его становится мучительно трудно, что прилипают к телу заскорузлые одежды равнодушия, что лучше уж забыть о том, что имели; в конце концов начинаешь ломиться в аксаковскую голограмму прошлого, чтобы хоть на мгновение побыть ”на зелёном цветущем берегу… под шатром исполинского осокоря”, но прочна невидимая стена».
Главная тема всего аксаковского творчества, названного замечательным публицистом и литературным критиком рубежа XIX — XX веков Дмитрием Владимировичем Философовым «хрустально-ясным», это, безусловно, тема родства. Поколенная роспись русской литературы, её родовое древо, отческая память — оттуда, из аксаковских семейных хроник. «Милая моя сестрица…»; «Постоянное присутствие матери сливается с каждым моим воспоминанием»; «Дедушка слушал меня внимательно, приветливо улыбался, наконец сказал, как-то значительно посмотря на бабушку и тётушку: “Это хорошо, что ты мать любишь”»; «…родные накануне съехались в Багрово». Родные, родня, родство — вот заветные для Сергея Тимофеевича слова-гнёзда. И потому, может быть, столь важен будет для каждого из нас свиток отцовских ли раздумий, материнский ли образ, память о ком-то родном или близком, сила семейного круга, сопутствие любимых, если мы хотя бы на мгновение решимся перенестись в золотой аксаковский мир.
Не станем откладывать наш пусть и самонадеянный, но искренний шаг навстречу Аксакову. Теперь самое время.
Первое, что помнилось Аксакову, — дыхание. Еле-еле теплящееся. Серёженька родился настолько болезненным, что время от времени подносили к его губам зеркало. Доктора не верили в чудо — такие слабые не выживают. Пульс урежался до такой степени, что матери, как вспоминает Аксаков, приходилось наполнять его лёгкие «своим дыханьем». После чего ребёнок «начинал дышать сильнее, как будто просыпался к жизни». Интересно, что Сергей Тимофеевич, уже в конце земного пути диктуя свои воспоминания родным, отчётливо вспомнил переломный день, после которого стал он набирать силы. «Заметив, что дорога мне как будто полезна, мать ездила со мной беспрестанно: то в подгородные деревушки своих братьев, то к знакомым помещикам; один раз, не знаю куда, сделали мы большое путешествие; отец был с нами. Дорогой, довольно рано поутру, почувствовал я себя так дурно, так я ослабел, что принуждены были остановиться; вынесли меня из кареты, постлали постель в высокой траве лесной поляны, в тени дерев, и положили почти безжизненного. Я всё видел и понимал, что около меня делали. Слышал, как плакал отец и утешал отчаянную мать, как горячо она молилась, подняв руки к небу. Я всё слышал и видел явственно и не мог сказать ни одного слова, не мог пошевелиться — и вдруг точно проснулся и почувствовал себя лучше, крепче обыкновенного. Лес, тень, цветы, ароматный воздух мне так понравились, что я упросил не трогать меня с места. Так и простояли мы тут до вечера. Лошадей выпрягли и пустили на траву близёхонько от меня, и мне это было приятно. Где-то нашли родниковую воду <…>».
Силы природы и отчаянные усилия матери с отцом помогли ребёнку выжить. Кем же они были, столь заботливые родители, о которых со слезами благодарности вспоминал всю свою жизнь Сергей Тимофеевич, которые послужили ему и опорой, и нравственным примером? Мать — Мария Николаевна Зубова, дочь товарища (то есть заместителя) генерала уфимского наместничества — блестяще образованная, ведшая переписку в молодости с самим Н. И. Новиковым, ценящая книгу и просвещение. Отец — Тимофей Степанович Аксаков, прокурор уфимского верхнего земского суда, выходец из старинного дворянского рода, человек, беззаветно любящий природу, страстный рыбак и охотник.
Пожалуй, во всей мировой литературе трудно найти писателя, так привязанного к родителям, как Сергей Аксаков. Лишь один пример. Начав обучение в Уфе, Серёжа в 1799 году поступил в Казанскую гимназию. Однако учиться вдали от дома не смог просто физически — вырванный из семейного предела, мальчик серьёзно заболел, у него развилась падучая; заболела от разлуки с сыном и Мария Николаевна. Серёжу вернули в Уфу. И только в 1801 году он продолжил учиться в Казани — благо старшие курсы гимназии были преобразованы в первый курс университета, который Сергей Аксаков блестяще окончил в пятнадцать лет. Успев, между прочим, принять участие в создании рукописного журнала «Аркадские пастушки», стать одним из организаторов студенческого театра, поучаствовать в «Обществе любителей отечественной словесности». Сергей, с четырёх лет неразлучный с книгой, читающий запоем, дрожащими от волнения руками открывающий журнал «Библиотека для чтения», например, становится одним из самых образованных людей своего времени, интересуется языками, много переводит, пробует писать стихи…
Но до гимназических курсов и университетских амфитеатров, о которых остались у Аксакова самые тёплые воспоминания, до волшебных лекций о бабочках профессора Карла Фёдоровича Фукса, до знакомства с театральной Казанью («Я грезил виденными мною спектаклями и день и ночь», — честно говорил Аксаков), до познания огромного и многоликого мира, в котором столько всего «диковинного и прекрасного», была ранняя пора детства — возможно, главное время в жизни будущего писателя. После Уфы и Багрово в жизни Сергея Аксакова будет много дорог, а благодарные потомки будут гордо называть «аксаковскими» многие точки на карте России. В одном только Симбирском крае — Аксаково (Старое Аксаково, на реке Майне, основано около 1677 года предком Сергея Тимофеевича Алексеем Аксаковым), Языково, Чуфарово, Подлесное, Репьёвка, Красный Яр, Чердаклы, Неклюдово… Почти каждая дорога здесь, каждая речка, каждый древесный страж помнят Сергея Аксакова, аксаковскую семью. Помнят через корневое, глубинное родство.
