Куратор выставки «Брат Иван» — о личности и коллекции Ивана Морозова
Куратор выставки «Брат Иван. Коллекции Михаила и Ивана Морозовых» Алексей Петухов рассказывает, какие характеры были у русских коллекционеров, как они отражались на их выборе произведений и почему дружба дружбой, а искусство — отдельно
В Пушкинском музее открылась выставка, рассказывающая о коллекциях Ивана и Михаила Морозовых. Большинство произведений здесь сопровождает скорее неожиданный, чем привычный финансовый контекст. Рядом с работами французских импрессионистов — аккуратные чеки, выписки и записи, в которых Иван Морозов собственной рукой выводит, когда, за сколько и в каком количестве купил предметы искусства в свою коллекцию. Его жизнь в искусстве мало отличалась от его жизни в бизнесе. Все он делал размеренно и спокойно, не позволяя эмоциям и чувствам главенствовать над рассудком. О том, насколько сильно он отличался в этом от другого русского коллекционера и мецената Сергея Щукина, кому и как передал свое собрание, а также почему искусство любит тишину, мы поговорили с куратором выставки Алексеем Петуховым.
О братьях Морозовых, их характерах и подходах
Братья давали друг другу импульсы к развитию, а еще смотрели на одну и ту же сферу, но осваивали ее с противоположных позиций. Михаил был импульсивным, активным и даже, кажется, гиперактивным. Однако если говорить о коллекционировании, то оно как раз показывало главные его интересы, собирало их в пучок, как некая линза, и эти лучи раскрывали картину современного искусства и России, и зарубежных стран. Это была не только Франция, а, скажем, и Норвегия тоже — он, к примеру, приобрел работу Мунка. Михаил Морозов словно запустил процесс, который затем продолжил Иван. Потому что если бы Михаил не ушел скоропостижно из жизни в 1903 году, то Иван так и продолжал бы быть скромным коллекционером немногочисленных русских художников без каких-либо амбиций в области искусства и культуры, а, скорее, с амбициями в области устройства идеального бизнеса.
Он действительно наладил работу фабрики, жил в Твери, по специальности был химиком. Сферу коллекционирования Иван тоже осваивал как настоящий ученый, его подход был фундаментален, он изучал новый для себя предмет шаг за шагом, разбирался, где и как можно раздобыть произведения искусства. Может быть, странное сравнение, но отношения двух братьев с искусством легко сравнить со спичкой. У нее есть головка, которая воспламеняется быстро и сгорает тоже в короткий момент, а затем воспламеняется ствол, основной объем спички. Он горит медленнее и уже совершает какое-то дело. Однако без этой первой искры ничего не возникнет.
О домах и их контекстах
Уже много лет принято говорить, что щукинский дом был открыт для всех, а морозовский соответствовал закрытому характеру обитателей и поэтому не был настолько для всех доступным. Но смотрите: щукинский дом можно было посетить по записи и в воскресный день, а не во всякий. То есть режим посещений обоих домов был достаточно схож. А о доступности коллекции в морозовском доме есть разные версии. Когда изучили все источники, выяснилось, что кто-то говорил, что в дом попасть очень трудно и хозяин не рад гостям, а сам Морозов, когда выехал в эмиграцию, давая интервью, ответил, что можно было записаться и в воскресенье все, кто хотел, могли прийти. Не знаю, кто здесь кривил душой или выдавал желаемое за действительное. Мне кажется, что это желаемое было не таким далеким, но, действительно, желаемым и желанным.
Дело в том, что морозовский дом был оформлен как музей, это были фактически готовые музейные залы. Произведения попадали в морозовскую коллекцию очень неторопливо, работа шла фундаментальная, она охватывала сразу весь диапазон всех направлений коллекционирования. Морозовская коллекция росла сразу во всех направлениях одновременно, в отличие от щукинской, которая была импульсивна и складывалась рывками. И я для себя, пытаясь понять характер Морозова, объяснил это так: Иван Морозов, скорее всего, не хотел и не был готов показывать незавершенное дело. Он должен был прийти к некоему итогу в коллекционировании, осознать, что его коллекция приобрела законченность в неких своих измерениях. Но этот период еще не настал.
И тем не менее морозовскую коллекцию назвали музеем чуть ли не раньше, чем щукинскую. Коллекцию Щукина можно было скорее назвать галереей, а морозовскую коллекцию первый же человек, который о ней написал в 1912 году, — Сергей Маковский — сразу назвал готовым музеем. И амбиции Морозова в этом направлении реализовывались последовательно. Думаю, что если бы война и революция не закончились настолько фатально для коллекционера, то он продолжал бы двигаться по этому пути и, несомненно, открыл бы свой музей, как это делали его ровесники за рубежом уже в 1920-х годах.