Коллекция. Караван историйКультура
Леонид Борткевич: «Это было похоже на поклонение «Битлз» — армия фанаток ездила за «Песнярами» по всему Союзу»
Совсем недавно на Первом канале с огромным успехом прошел сериал о легендарных «Песнярах» «За полчаса до весны». А в середине апреля 2021 года, точно как в знаменитой песне — «за полчаса до весны», — ушел из жизни один из участников золотого состава легендарного белорусского ВИА «Песняры» Леонид Борткевич. Когда-то 21-летним парнем, он был лично отобран Владимиром Мулявиным в коллектив. И на протяжении десяти лет — с 1970 по 1980 год — был главным солистом прославленного ансамбля. При жизни Борткевич дал интервью «Коллекции Каравана историй», в котором рассказал о безумной популярности группы "Песняры».
Став супругом четырехкратной олимпийской чемпионки по спортивной гимнастике Ольги Корбут, Леонид Борткевич на пике славы сначала покинул ансамбль «Песняры», а вскоре и страну, вместе с женой уехав в США. А в 1999 году — опять же по личному предложению Мулявина, теперь уже оставив жену и сына в Америке, Борткевич вернулся в Беларусь. Так началась его вторая глава в знаменитом ансамбле...
Тогда, в начале 2000-х годов, вернувшись из Штатов и снова начав жить в родном Минске, Борткевич вел довольно тихий образ жизни. Мы не раз встречались с легендарным «песняром» для интервью. Помню, как была удивлена, что при личной встрече «белорусский Казанова советской эстрады», любивший броские сценические костюмы и внимание к своей персоне, оказался совсем не похож на героя газетных заголовков: с грустными глазами и тихим голосом, скромно одетый, очень вежливый...
Мы встречались в квартире, которую в то время Борткевич снимал в элитном районе Минска на проспекте Машерова. Зеленый центр города, за окном — Комсомольское озеро и парк Победы. В квартире скромно: стандартная мягкая мебель и шкаф-стенка, за стеклами которого расставлены памятные фото — с Мулявиным, Горбачевым, Аллой Пугачевой. Старое пианино, два больших аквариума с рыбками. Как пояснял сам Борткевич, аквариумистика была его давней и большой страстью: созерцание подводной жизни настраивало на воспоминания. Он признался тогда, что готовит к изданию мемуары, в которых собирался описать всю свою бурную жизнь, больше напоминающую сценарий остросюжетного фильма. Вышедшая в 2003 году книга «Песняры» и Ольга» и вправду наделала много шума и ожидаемо стала бестселлером.
— Леонид, вы помните свою самую первую встречу с «Песнярами»?
— Первый раз я увидел «Песняров» по телевизору, который мы с мамой купили накануне. Шла трансляция концерта лауреатов IV Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Был 1970-й год. Помню, «Песняры» исполнили тогда песни «Хатынь», «Темная ночь» и «Ой, рана на Iвана». Я был потрясен! И просто каким-то внутренним чутьем почувствовал: когда-нибудь буду петь в этом ансамбле. Не знаю почему, но я был уверен в этом...
Еще в восьмом классе передо мной встал выбор: хотел стать либо художником, либо музыкантом. Мама тогда работала на Минском тракторном заводе, мы с ней жили очень бедно. И я решил, что мне надо идти в архитектурный техникум, там платили стипендию.
После окончания техникума я устроился работать в проектный отдел института «Белгипросельстрой», там впервые в жизни взял в руки микрофон. У нас был свой вокально-инструментальный ансамбль «Золотые яблоки»: на название вдохновил рассказ «Золотые яблоки Солнца» Рэя Брэдбери — мы все очень любили фантастику, зачитывались ею. Интересно, что много лет спустя, в 1997 году, в Атланте я встретил Брэдбери, он был уже совсем стареньким. Я не мог поверить своим глазам: не думал, что он еще жив...
Однажды «Золотые яблоки» играли на «Беларусьфильме», и нас услышал Владимир Мулявин... Прошло какое-то время, и в моем отделе «Белгипросельстроя» раздался телефонный звонок. Поднимаю трубку и слышу голос, который сразу показался мне очень знакомым:
— Вам звонит Владимир Мулявин. Мы ищем солиста в ансамбль «Песняры». Не могли бы вы прийти на прослушивание?
Я не поверил. Возникла пауза. Ну, думаю, это шуточки моего приятеля Толи Волка, руководителя «Золотых яблок», работавшего этажом ниже. И говорю:
— Да не пошел бы ты!.. — и кладу трубку.
Подхожу к своему рабочему столу и думаю: а что, если это и вправду был Мулявин? Я спустился к Толику Волку и аккуратно спросил:
— Ты мне сейчас звонил?
— Нет, — ответил тот, едва оторвавшись от кульмана.
Я вернулся в свой отдел: «Что же я наделал!» Но час спустя мне снова позвонили. На этот раз это был Даник, мой хороший друг, работавший в постановочной группе «Песняров»: «Владимир Георгиевич Мулявин все-таки хотел бы пригласить тебя на прослушивание. Завтра утром он будет ждать у себя дома».
В то время Мулявин жил в Минске над кинотеатром «Центральный», в коммуналке на последнем этаже. Дверь мне открыла его тогдашняя жена Лидия Кармальская. Сам Мулявин еще спал. «Вставай, к тебе мальчик какой-то пришел, наверное, на прослушивание», — стала будить Мулявина Лидия. Он протер глаза, встал, накинул рубашку и говорит:
— Ну, бери гитару — пой.
— Здесь? — переспрашиваю я, потому что на гитаре играть-то умел, но не перед Мулявиным же, который сам был классным гитаристом! И я предложил пойти в консерваторию, она как раз недалеко от дома. Там Мулявин сел за рояль, и я, распевшись, исполнил «Ах ты, степь широкая» из репертуара Лемешева, которого тогда очень любил. И голос у меня был хороший — тогдашний заведующий вокальной кафедрой меня даже приглашал в консерваторию.
Послушав меня, Мулявин наиграл песню «Белая Русь ты моя» и, написав на газетке несколько строк текста, велел попробовать спеть ее так, чтобы в пении слиться с ним, с Мулявиным: поскольку речь шла об отборе в ансамбль, надо было уметь петь в унисон. Я один раз послушал, как он поет, и повторил манеру в точности. И тогда Володя сказал мне:
— Я проверил человек сорок вокалистов. Ты мне очень понравился. Приходи завтра в филармонию.
— Но как я приду, если работаю?
— Забудь о работе. Я беру тебя в «Песняры».
Но на следующее утро, еще до конца не веря в происходящее, я, как обычно, отправился на работу в институт. Вчерашние события уже начинали мне казаться нереальными, но днем к нам заявились Владимир Мулявин и Валерий Яшкин, один из основателей «Песняров». И сразу направились к директору. Я понял, что пришли по мою душу. Как молодой специалист я должен был отработать в институте по распределению три года, но «Песняры» были настолько популярны, что этого «Белгипросельстроя» я никогда больше не видел.
Поехали мы в филармонию знакомиться с ребятами-«песнярами»: Мисевичем, Тышко, Демешко, Бадьяровым. Мулявин говорит: «Вчера я под впечатлением от твоего голоса написал песню. Давай порепетируем!» Это была «Александрына», с которой меня через пару дней буквально вытолкали на сцену московского Колонного зала Дома союзов.
— Это было ваше первое выступление в составе «Песняров»?
— Да, это был творческий вечер белорусского поэта Петруся Бровки, на чьи стихи была написана Мулявиным «Александрына». Помню, надели на меня костюм старшего брата Мулявина Валерия (он был такой же худой) и выпихнули на сцену. Но как только я запел — все, никакого трепета! Я спел прекрасно, ребята даже стали качать меня на руках после выступления. К слову, на том концерте присутствовал Владимир Король — председатель «Белгосстроя», который потом сказал мне: «Может, ты бы и стал хорошим архитектором, но тогда в Беларуси не было бы такого замечательного певца!» Так состоялся мой дебют в «Песнярах». Шел 1970 год.
— Как говорится, на следующее утро вы проснулись знаменитым?
— На следующее утро я проснулся и понял, что об архитектурном институте теперь можно забыть: начались гастроли, все завертелось...
У меня появились «свои» песни — «Александрына», «Белоруссия», «Березовый сок», «Вераніка», «Алеся»... Знаменитая «Касіў Ясь канюшыну» появилась в репертуаре «Песняров», можно сказать, благодаря мне. У нашего скрипача Чеслава Поплавского (брата Ядвиги Поплавской, солистки ансамбля «Верасы») отец работал музыкальным руководителем белорусского Государственного академического народного хора. Дома у Поплавских было целое собрание белорусских народных песен, среди которых я нашел эту — и предложил Мулявину. Она вышла на нашем первом виниловом диске «Песняры» в 1971 году, через год мы сыграли ее живьем на концерте «Песня года». А в 1973-м, став всенародным хитом, она уже звучала в новой серии мультфильма «Ну, погоди!».
— К «Песнярам» пришла всесоюзная популярность. Вам как солисту ансамбля и исполнителю главных его хитов поклонницы, вероятно, признавались в любви чуть ли не каждый день?
— Это было похоже на поклонение «Битлз» — такая же армия фанаток, которые ездили за нами по всему Союзу.
— Свою первую жену вы высмотрели среди поклонниц?
— Ольга, краснодарская красавица, не достав билета, попросилась смотреть наш концерт из-за сцены. Когда я увидел эту девочку, то сразу влюбился: она была той самой «королевой», о которой я всегда мечтал. Но гастроли «Песняров» скоро закончились, я вернулся в Минск. А под Новый год пригласил Ольгу к себе в гости, и через пару дней мы ночью, не говоря ни слова моей маме, поехали в Острошицкий Городок, подняли с постели председателя колхоза, и он нас расписал... Мой сын от этого брака, Алексей, живет в Нью-Йорке.
— Слышала, у вас есть и внебрачный сын...
— Да. Это ребенок от моей московской поклонницы Ирины. Она все время ездила за группой, просила меня: «Я хочу от тебя ребенка». И получила то, что хотела. Сейчас Ирина довольно известная театральная актриса в Москве.
— Вашей второй женой стала знаменитая гимнастка, четырехкратная олимпийская чемпионка Ольга Корбут. Какой была ваша первая встреча?
— У нашей первой встречи была предыстория... Как-то в 1972 году, перед Олимпиадой в Мюнхене, я случайно услышал по радио концерт по заявкам олимпийской сборной. В нем гимнастка Ольга Корбут призналась, что ей очень нравятся «Песняры», а ее любимая песня — «Алеся». Поскольку это была моя песня, подумал, что, наверное, и я, ее исполнитель, тоже нравлюсь Ольге. Мне же в то время нравилась другая гимнастка — Любовь Бурда, будущая жена Николая Андрианова.
Через какое-то время мы с Корбут должны были вместе работать на правительственном концерте во Дворце спорта. Тогда-то на репетициях я впервые ее увидел: она разминалась на сцене, демонстративно прошел мимо, думая, что она меня узнает, обратит внимание. Но она только мельком глянула. Я еще подумал тогда: «Маленькая, а гордая какая!»