Худрук Александринского театра Валерий Фокин — Forbes: «Сегодня время цинизма»
Художественный руководитель Александринского театра, режиссер Валерий Фокин о том, как пандемия, уход в онлайн пошел на пользу живому театру, почему Google не дает знаний и зачем нужна Ассоциация национальных театров России
— Можно ли считать пандемию тем самым поворотным моментом, который меняет экономику и устройство театра?
— Пандемия серьезно повлияла на экономику театра, уничтожив все денежные накопления. Сейчас их надо каким-то образом восстанавливать. Хотя, не исключено, что, поскольку мы живем в такое кризисное, взрывчатое время, локдауны повторятся еще. Поэтому, как будут восстанавливаться театры, непонятно.
Эта ситуация подтолкнула людей к цифре, к общению через сети, через интернет. С точки зрения психологии выживания — это нормально. С точки зрения развития театра, живого искусства, — это очень плохо. И хотя Александринский театр был первым в нашей стране, сыгравшим премьеру в марте прошлого года при пустом зале, эта история для театра печальная, просто убийственная. Глядя на пустой зал, я вспомнил, как играли мои спектакли, когда их принимала цензура, как горком партии по восемь раз не пропускал «Провинциальные анекдоты» по Вампилову в «Современнике». Мы играли спектакль в зале, где сидел один инструктор горкома партии и что-то беспрерывно записывал.
Живой театр требует аудитории. Диктатура цифры — это совершенно другой способ восприятия, вытеснение и замена живого театра. Но при этом живой театр от этого только выиграет, как ни странно.
— За счет чего?
— Театр наконец-то станет элитарным искусством. А он должен быть элитарным искусством. Не в плане дороговизны билетов или какой-то социальной группы зрителей. Элитарность театра в том, что им должны заниматься только те люди, которые его тонко чувствуют и воспринимают, способны создавать элитные работы.
Если земной шарик будет крутиться, лет через 20-25, с помощью разных технологий, можно будет увидеть любой спектакль, больше того, сыграть в некую игру и стать персонажем любой пьесы.
— Возникнет полностью интерактивный, мультимедийный театр онлайн?
— Да за две секунды. Захотелось пожить, как герои Чехова жили, — пожалуйста. Какой-то чип тебе вживят, нажмешь и будешь Машей из «Трех сестер», заодно содержание пьесы узнаешь. Но живой театр останется как некий эксклюзив. Я в это верю. Потому что живой театр — это свидетельские показания одного и другого героя, которые я наблюдаю. Происходит акт создания нового. Этот процесс нельзя заменить, подменить, потому что человеку это физиологически, природно это всегда интересно.
Например, когда в прошлом сезоне много артистов болело, были чудовищные замены. Например, зрители купили билеты на «Маскарад». Потом «Маскарад» был заменен на «Литургию Zero», а в результате дали «Щелкунчика». Но билеты не возвращали в кассы, публика сидела в восхищении. Я заходил в зрительный зал и видел это своими глазами. Люди были в восторге только от того, что они в театре. Это меня поразило до слез.
То есть цифра, которая сейчас нам вредит, можно сказать, одновременно помогает. Надо искать баланс. Благодаря своей новой сцене мы в Александринском театре стараемся его найти. И сделать так, чтобы эта ситуация сложилась как нам выгодно. Интернетом, работой в сети надо заниматься, создавать специальные проекты для этого.
— Сколько времени лично вы уделяете онлайн-театру?
— Я за ним слежу, но лично не занимаюсь. Этим занимается генеральный продюсер театра Александр Малич, он руководит медиа-студией. Мы назвали это направление «Другая сцена». В декабре покажем ряд проектов, где будем не просто что-то репетировать и транслировать. А попробуем соединить компьютерные и театральные игры.
— Мы с вами разговариваем в старейшим театре России с подлинными интерьерами. И ваш кабинет, и зрительный зал наполнены вещами музейного качества редкой сохранности. Будет ли это как-то адаптировано к новой цифровой реальности?
— Нет, не будет. По крайней мере, пока я руковожу театром. Адаптируется только сценическое действие. Внутреннее убранство театра, его дизайн, декор — наш бренд. Его надо держать и сохранять.
— Как вы себя почувствовали в этом кабинете? Когда пересели в это кресло из кресла руководителя Центра им Мейерхольда?
— Там у меня был принципиально другой кабинет. Но здесь я себя прекрасно чувствую.
Вот это — карельская береза, ампир. Это кабинет директора императорских театров, Владимира Теляковского. Вот его портрет висит за вашей спиной. В этом театре трепетное отношение к старине и к истории. Правда, в 2006 году, когда была реконструкция театра, кабинет переделывался.
Петербуржцем я не стал. Живу на два города уже почти 19 лет. Работаю и там, и там. Но, меня это совершенно не смущает, потому что в основе Александринской школы, традиции, лежит традиция Мейерхольда, который здесь работал и обожал этот театр.
Мейерхольд обнаружил гениальную формулу театра и практически ее доказал. Это соединение традиционализма и новаторства. Это он назвал формулой «живого театра». По этой формуле он ставил в Александринском императорском театре до революции и после революции в Москве, в ГОСТИМе.
И это та формула, по которой на протяжении многих лет живет и развивается театр.
— То есть все эти разговоры про новые технологии, новые формы, по сути лишь продолжение тех столетних дискуссий?