Культурно отдохнули
Рядом с показной роскошью Лазурного Берега притаилось настоящее сокровище. GQ Travel рассказывает о пляжах, ресторанах и истории Французской Ривьеры, скрытой от глаз обывателей.
Раннее утро на крохотном галечном пляже. Теплая вода плещется у моих ног, но я не могу отвести взгляд от огромной птицы, которая парит высоко в синем небе. Свирепо изогнутый клюв и величественные взмахи крыльев. Предки этого хищника реяли над местными скалами на протяжении миллионов лет — в отличие от чаек, которые следуют за туристами, готовыми поделиться с птицами свежим багетом.
Крутые берега — характерный ландшафт этих мест. Они охраняют подступы к бухте Фигероль, к которой от набережной города Ла-Сьота ведут 87 каменных ступеней. Скалистый пейзаж появлялся во многих французских фильмах; в 1907 году Жорж Брак приезжал сюда с мольбертом во время своего короткого фовистского периода и писал то, что видел: лиловые и желтые камни на фоне молочно-голубого неба и гиацинтового залива.
Cегодня семьи устраивают здесь пикники, подростки ныряют со скал и прохлаждаются со своими подружками в чудесных гротах. У французов есть свое название для странного скалистого образования, встречающегося только здесь, — le poudingue, «пудинг» из речных камней и красной глины, которые каким-то образом добрались до моря.
В сумерках, когда все остальные тащат пляжное снаряжение вверх по крутому склону, несколько счастливчиков неторопливо идут к La Calanque Chez Tania, ресторану и отелю, расположенному в стороне от пляжа, который также известен как La RIF — République Indépendante de Figuerolles. Это волшебный час. Пары выходят из комнат после душа, готовые выпить на деревянной террасе по аперитиву в честь заката; официантка накрывает столы. Там и сям — россыпь старинных безделушек, бамбуковые потолки и медлительные вентиляторы — настоящий колониальный стиль. «Здесь ощущаешь себя не совсем во Франции, поэтому все часы в отеле переведены на час назад от французского времени», — ухмыляется 49‑летний владелец гостиницы Грегори Ревершон.
Грегори — внук Игоря и Тани Ревершон, бежавших из СССР и открывших здесь в 1956 году закусочную. Для гостей устроили несколько комнат, где те после ужина с водкой могли выспаться. Место было настолько популярным, что комнат не хватало, и маленький Грегори натягивал между деревьями гамаки, беря с гостей по десять франков за сон под звездами.
У многих Ла-Сьота ассоциируется с братьями Люмьер, чей первый фильм назывался «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота». Его в сентябре 1895 года показали в городском театре «Эдем», который считают самым старым кинотеатром мира. В то время коронованные особы и обеспеченные люди, желавшие поправить здоровье, проводили зиму во дворцах Ниццы, Канн и Йера. Все побережье между Тулоном и Марселем — Санари-сюр‑Мер, Бандоль, Ла-Сьота и Кассис — не представляло интереса для модных иностранцев. И сегодня это тихая, спокойная альтернатива той набившей оскомину Французской Ривьере моделей, рок-звезд и богачей. Бутиков известных дизайнеров в Ла-Сьота нет. Зато рынки полны соблазнами посерьезнее: розовое вино всех оттенков, несколько дюжин видов оливок, персиков и баклажанов, душистое мыло, корзинки, керамика, ювелирные изделия, мягкие льняные рубашки и стеганые одеяла ручной работы.
На полпути из Ла-Сьота до Кассиса можно пообедать в двух мишленовских ресторанах: La Table de Nans и La Villa Madie — оба с прекрасным видом на море. Кроме них здесь хватает деревенских бистро, где вам принесут миску дымящейся ухи с чесночными гренками. У семей из Марселя есть свои любимые заведения, их адреса передают из поколения в поколение как важный секрет. Здешний специалитет — пурпурные морские ежи, которых вскрывают ножницами и продают прямо с лодок в Бандоле и Санари-сюр‑Мер. Полюбить их мне помогло холодное вино — с ним я не чувствовала в ежах ничего рыбного — они становились просто нежной оранжевой мякотью, сладкой, как морское мороженое.
Уже в 1930‑х такие деревеньки, как Санари-сюр‑Мер, имели мало общего с гедонистическим Сен-Тропе, чем и привлекали серьезно настроенных художников и писателей. В своей полуавтобиографической работе «Мозаика» писательница Сибил Бедфорд, проведшая свою молодость в этих местах в 1920‑1930‑х годах, отзывалась о Санари-сюр‑Мер как городе интеллектуалов «с газетным киоском, отделением почты, магазином красок, двумя аптеками и тремя кафе».