Спрос на убийства
В Средние века в Европе церковь настороженно относилась к занятиям медициной, а вскрытие тел умерших с целью изучения анатомии и физиологии человека определённо не благословляла. Сегодня историки спорят о том, был ли запрет категорическим, или положение учёных анатомов зависело от взглядов конкретного епископа, но в любом случае массовым явлением препарирование тел не было и быть не могло. Всё изменилось с наступлением Нового времени.
С середины XVI до конца XVII века в Европе произошла подлинная научная революция, девизом которой могли бы стать слова Фрэнсиса Бэкона «Scientia potentia est» («Знание — сила»). Проанализировав современные ему нападки на науку, Бэкон пришёл к выводу о том, что Бог не запрещает познания природы. Напротив, он дал человеку ум, который жаждет познать Вселенную. При этом существуют два рода познания: познание добра и зла и познание сотворённых Богом вещей. Первое человеку запрещено, указания по этому вопросу даны в Священном Писании, их следует усвоить и исполнять; второе же доступно разуму и служит к вящей славе Господней, ибо ярче раскрывает красоту и совершенство Божьего мира (мусульмане с этого начали, следствием чего явилось колоссальное развитие арабской медицины в Средневековье, но затем зачем-то двинулись в обратном направлении). Следовательно, необходимо наблюдать и экспериментировать. Декарт и Гоббс, Локк и Гельвеций, Гольбах и Дидро развили мысли великого философа, медики навострили ланцеты и скальпели и принялись за дело.
Специфический спрос
Очень быстро выяснилось, что спрос значительно превышает предложение. Практика была такова, что единственным легальным материалом для вскрытия были тела казнённых преступников, а постепенная гуманизация уголовного законодательства привела к тому, что приток их постепенно сокращался, в то время как потребность росла в геометрической прогрессии. Как обычно, в условиях отчаянного дефицита сформировался чёрный рынок.
Великобритания, казалось, не должна была сталкиваться с подобными проблемами: её уголовное законодательство в XVII–XVIII веках было, вероятно, самым жестоким в христианском мире. В течение ста с небольшим лет (начиная со «Славной революции» 1688 года) количество преступлений, за которые полагалась смертная казнь, выросло с 50 до 220. В частности, она могла быть применена (и применялась!) за кражу на сумму свыше одного шиллинга — квалифицированный рабочий в день зарабатывал около двух шиллингов. Кража кролика, присвоение выброшенного морем на берег ценного предмета, даже выдача себя за пациента казённого дома престарелых с целью нажиться на безграничной доброте Его Величества — за всё это можно было запросто лишиться головы. И лишались! Медицина пребывала в неоплатном долгу перед юриспруденцией.
Однако любой золотой век не бесконечен. С 1808 года начался обратный процесс: сначала ликвидировали смертную казнь за карманные кражи (вспомним весёлых «джентльменов карманной тяги» у Диккенса), затем отменили её обязательность по большинству составов преступления, возложив приговоры на усмотрение судей (исключения составляли только государственная измена и убийство). Медики — а их число по окончании эпохи Наполеоновских войн начало резко увеличиваться — стали растерянно оглядываться по сторонам. Немедленно обнаружились ловкие люди, небезразличные к судьбам науки. Они быстро сообразили, что морги с их какой-никакой, а всё-таки имевшейся системой учёта, а главное — корыстолюбивыми сторожами (ничего святого!), с которыми приходилось делиться, — не самое «хлебное» место. То ли дело кладбища!