Черные комедии по-русски: культурный код
Черный юмор в отечественном кино никогда не был попыткой посмеяться над человеческими страданиями или получить извращенное удовольствие от надругательства над чьей-то святыней. Его скорее можно назвать стратегией выживания: чем сходить с ума от ужаса, лучше смеяться, как делает Наташа Кустова, главная героиня нового сериала «Почка», вышедшего в онлайн-кинотеатре KION.
В СССР черных комедий практически не снимали: на страже морального облика советского зрителя стояли худсоветы. Коллективное бессознательное прорывалось разве что в садистских стишках про маленького мальчика. Зато к началу 1990-х цензура начала ослабевать, а ужас перед будущим, наоборот, нарастать, так что на экраны вышли сначала «Бакенбарды» Юрия Мамина, а потом и «Дом под звездным небом» Сергея Соловьева. В первом фильме причудливым образом преломился страх перед молодежными группировками и вдруг поднявшим голову нацизмом: там герой Виктора Сухорукова стал лидером полуфашистского общества пушкинистов, которое расправлялось с инакомыслящими и устраивало «ночи длинных тростей». Во втором — сыгранный Александром Башировым (коллегой Сухорукова по бесовскому амплуа) инфернальный Компостеров терроризировал семью академика Башкирцева и, притворяясь фокусником, разрезал пополам его жену, причем помогали бесу то ли силовики, то ли бандиты.
Именно бандиты и стали главными героями черных комедий постсоветского времени. В первую очередь, фильмов «Тело будет предано земле, а старший мичман будет петь» и «Мама, не горюй», снятых по сценариям Константина Мурзенко. Криминал был одним из главных страхов тех, кто пытался выжить в 1990-е, и поэтому ему требовалось придать комический оттенок — пусть и с уклоном в философию, как это свойственно Мурзенко. Речь не шла о том, чтобы сделать смешным страдание, такого никогда не было в русском культурном коде. Насилие и жестокость не вызывали веселья, но бандиты, становясь забавными и потому человечными, уже не были частью безликого невыразимого ужаса. И не смерть становилась смешной, а лишь страх смерти.